Джентльмены-мошенники - [6]

За завтраком я поздравил хозяина с обладанием такой роскошной резиденцией – ничего подобного я прежде не видел.

– К сожалению, – ответил он, – дом принадлежит не мне, а нашему общему другу магарадже. Его высочество, зная, что я ученый и затворник, был так любезен, что позволил занять часть дворца. Сколь велика его любезность, можете судить сами.

– То есть вы занимаетесь наукой? – спросил я, начиная постепенно понимать, что к чему.

– Довольно поверхностно, – ответил он. – Иными словами, я приобрел достаточно знаний, чтобы сознавать собственное невежество.

Я осведомился, чем он интересуется больше всего. Оказалось, что фарфором и индийским искусством. О том и о другом мы беседовали около получаса. Я убедился, что он настоящий знаток – и тем более это осознал, когда после завтрака хозяин отвел меня в смежную комнату, в которой держал шкафы с драгоценными образцами. Я никогда прежде не видел подобной коллекции. Ее объем и исчерпывающая полнота были поразительны.

– Но, разумеется, вы не сами собрали все это? – удивленно спросил я.

– За некоторыми исключениями – сам, – ответил он. – Я посвятил индийскому искусству много лет. Мое затворничество объясняется тем, что я занят написанием книги, которую надеюсь издать в Англии в будущем году.

– То есть вы намерены посетить Англию?

– Если я закончу книгу вовремя, – сказал он, – то приеду в Лондон в конце апреля или в начале мая. Кто же откажется побывать в столичном городе ее королевского величества в дни столь радостного и благоприятного события?

Он взял с полки маленькую вазу…

С этими словами он взял с полки маленькую вазу и, как будто желая переменить тему, рассказал мне ее историю и описал прелести. Трудно было представить более странную картину, нежели зрелище, которое представилось моим глазам в ту минуту. Его длинные пальцы держали вазу бережно, как бесценное сокровище, в глазах горел огонь настоящего коллекционера, каким можно лишь родиться, но нельзя стать. Когда он перешел к повествованию о долгой погоне за упомянутым образчиком и, наконец, о счастливом завершении трудов, его голос слегка задрожал от волнения. Я слушал с огромным интересом – после чего совершил самый безумный поступок в своей жизни. Покоренный обаянием хозяина, я сказал:

– Надеюсь, приехав в Лондон, вы позволите мне предложить вам мои услуги.

– Благодарю вас, – торжественно ответил он. – Ваша светлость очень добры, и, если подвернется такой случай – а я надеюсь, что подвернется, – я охотно воспользуюсь вашим предложением.

– Мы будем очень рады видеть вас, – продолжал я. – А теперь, если вы не сочтете меня чрезмерно любопытным, позвольте поинтересоваться – вы живете в этом огромном доме один?

– Не считая слуг, здесь больше никого нет.

– Неужели! Наверное, вам очень одиноко.

– Да, и именно поэтому я так доволен. Когда его высочество любезно предложил мне остановиться здесь, я поинтересовался, насколько велико здешнее общество. Магараджа ответил, что я могу провести здесь хоть двадцать лет и не увидеть ни единой живой души, если только не пожелаю. Услышав это, я немедленно принял предложение.

– То есть вы предпочитаете жить отшельником, вместо того чтобы вращаться в свете?

– О да. Но в следующем году я на несколько месяцев откажусь от монашеских привычек и посвящу некоторое время вращению в свете, как вы выражаетесь. В Лондоне.

– Вас будет ждать сердечный прием.

– Очень любезно с вашей стороны так говорить. Надеюсь, так и будет. Однако я позабыл о законах гостеприимства. Говорят, вы заядлый курильщик. Позвольте предложить вам сигару.

С этими словами он вытащил из кармана маленький серебряный свисток и извлек из него странный звук. Вошел слуга-англичанин. Он принес на подносе множество коробок с сигарами. Я выбрал одну, одновременно взглянув на слугу. Внешне он казался типичным камердинером – среднего роста, безупречно одетый, чисто выбритый, с лицом, лишенным всякого выражения, точь-в-точь кирпичная стена. Когда он вышел из комнаты, хозяин обернулся ко мне.

– Теперь, когда вы осмотрели мою коллекцию, – сказал он, – не хотите ли обойти дворец?

Я охотно принял предложение, и мы вместе отправились в путь. Через час, пресыщенный красотами дворца и с таким чувством, будто всю жизнь знал этого человека, я распрощался с хозяином на ступеньках, собираясь вернуться на берег, где ждал туземец с лошадью.

– Кто-нибудь из слуг отправится с вами, – сказал хозяин, – и проводит вас в город.

– Я вам весьма обязан, – ответил я. – Если мы не увидимся раньше, надеюсь, вы не забудете своего обещания навестить меня либо в Калькутте, прежде чем мы уедем, либо в следующем году в Лондоне.

Он улыбнулся странной улыбкой.

– Не думайте, что я настолько пренебрегаю собственными интересами, чтобы позабыть ваше любезное предложение. Вполне возможно, что я успею застать вас в Калькутте.

– Надеюсь, мы увидимся там, – сказал я и, пожав ему руку, шагнул в лодку, которая ждала, чтобы отвезти меня на берег.

Через час я вернулся во дворец, к большой радости магараджи и слуг, которых мое отсутствие заставило всерьез обеспокоиться. Лишь вечером я улучил удобную минуту и задал магарадже вопрос о его загадочном протеже. Его высочество немедленно рассказал все, что знал об обитателе белого дворца. Ученого отшельника звали Саймон Карн, он был англичанин – и великий путешественник. В одном достопамятном случае он спас жизнь магараджи, рискуя собственной, и с тех пор между ними завязалась тесная дружба. В течение трех лет он обитал во дворце на острове; он то исчезал на несколько месяцев, вероятно в поисках образцов для коллекции, то возвращался, устав от мирской суеты. Его высочество полагал, что Саймон Карн чрезвычайно богат, но никаких точных сведений на сей счет не имел.