Джентльмены - [23]

Шрифт
Интервал

Дорога вела через склад Филателиста в подвал. Если не шуметь, никто в доме ничего не слышал. Все было крайне хитроумно обустроено.

Из небольшой комнаты, где хранились инструменты, лопаты, заступы, кувалды и ломы, а также тачка, первый ход вел прямо вниз. Источниками света служили несколько слабых ламп, было холодно и сыро. Ход уводил к развилке, о которой мне поведал мой проводник.

— Вот и развилка, — указал Генри. — Боишься?

— Боюсь?

— Что своды обрушатся — они ведь и вправду могут рухнуть! В прошлом году такое случилось. Но все обошлось. Внизу никого не было, к счастью. Приглядись — увидишь, что все опоры старые. Это действительно очень старый ход.

Я рассмотрел толстую опору, которая поддерживала поперечную балку, и поскреб ее камнем. Дерево было сплошь серое и подгнившее. Пахло плесенью и землей, болотистой почвой.

— Верю, — согласился я. — Это наверняка очень старый ход. Но в золото мне не верится.

— Да, да, — вздохнул Генри. — Понимаю. Можно сомневаться, можно спрашивать себя, чем ты, собственно занят. Но что толку? Надо пытаться. Надо во что-то верить!

— А что, сегодня здесь никто не работает?

— Кажется, сегодня очередь Грегера. Но он может быть занят. Он работает на Воровскую Королеву.

— Владелицу «Мёбельман»?

— Yes. Она отличная. Она управляет Грегером и Биргером, гребет золото лопатой. Что в руки ни возьмет — из всего делает деньги. Ушлая девица!

— И они во все это верят?

— Вкалывают только так. В основном пашем мы с Грегером и Биргером. Ларсон-Волчара и Паван здесь все больше за ворот закладывают. Но мы двигаемся потихоньку.

— И они не требуют доказательств? Не понимаю, как ты умудряешься заставлять их рыть, как каторжных, на одном честном слове.

— Вера творит чудеса. Это не я заставляю их рыть. Они надеются на успех — и я, черт возьми, тоже. К тому же, мы иногда вечеринки устраиваем. Я угощаю всех. Кстати, в ноябре должны собраться, совсем забыл. Надо раздобыть денег.


Сложно сказать, в чем было дело, но что-то заставляло меня верить Генри. Стоило ему заговорить о каком-нибудь проекте, как его энтузиазм заражал собеседника, словно тяжкая болезнь. Следовало признать, что мир бизнеса утратил в лице господина Моргана блестящего торговца.

Я последовал совету Генри и купил в магазине «Альбертс» приличный синий комбинезон. Генри был прав и в отношении свиста: свистелось в комбинезоне отменно. В самой позе, которую немедленно принимает человек, облачившийся в комбинезон, есть нечто спокойное и гармоничное: руки глубоко в карманах, снюс и сигареты тоже, инструменты, книги — да вообще, что бы ни взбрело в голову, — умещается в комбинезоне.

Прошло совсем немного времени, и я стал полноправным вкладчиком фирмы. Меня представили Филателисту — маленькому, потертому господину в полукруглых очках, большому специалисту в своей области, — и всей команде «Мёбельман». Воровская Королева тоже была надежным специалистом. Ей хватало одного беглого взгляда на любой предмет, чтобы определить его рыночную стоимость с точностью до эре, и после она ни пол-эре не уступала. Королева расхаживала среди своего барахла в платье, убрав волосы валиком, и излучала почти одухотворенное величие.

Грегер был туповат и несамостоятелен: он старался во всем подражать Биргеру, который на фоне товарища казался довольно элегантным. Биргер смахивал на башмачника из книги о Пиноккио, которая была у меня в детстве, — только чуть моложе. Как и этот персонаж, он всегда говорил только правду.

Биргер был настоящий чаровник. Он шагал в ногу со временем и порой, под настроение, захаживал в магазин «Альбертс» за новым обмундированием. Всегда гладко выбритый, причесанный и выглаженный, Биргер был неплохим знатоком поэзии и сам писал стихи на уровне рифмоплета примерно третьего ранга. У него редко оставалось время для покупателей.

Ларсон-Волчара и Паван тоже участвовали в проекте. Ни один из них разговорчивостью не отличался, они просто делали свое дело без лишних слов. Чем они занимались бы, не будь этой работы, неизвестно. Оба были на пенсии.

Когда я подключился к раскопкам, осень уже полностью вступила в свои права. День шел за днем, теперь подчиняясь более четкому распорядку. После раннего завтрака начинались часы, посвященные Искусству, — в библиотеке с «Красной комнатой». Работа наконец-то пошла, мой анализ принял определенную форму, и мне стало казаться, что из-под клавиш печатной машинки время от времени летят искры неподдельного остроумия. Лиценциат Борг — точнее, суровая прямолинейность его циничных высказываний, — являл собой естественный катализатор. Между Боргом и главным героем Арвидом Фальком изначально существовала глубокая связь, поэтому он вполне мог непринужденно комментировать происходящее со стороны. Борг был неоценим, но я все же с трудом представлял себе сюжет книги без Улле Монтануса. Поэтому я не расставался с мыслью о том, что его доселе неизвестный деревенский сын Калле Монтанус, восемнадцати лет от роду, спит на кухонном диване в оккупированном квартале. Написать роман о Стокгольме, обойдя стороной антибуржуазную молодежь, было немыслимо. По моему замыслу, Арвид должен был избавиться от занудной учительницы и предаться разгульной богемной жизни — возможно, в компании развеселой девчонки из квартала Мульваден. Это было гениально.


Еще от автора Клас Эстергрен
Гангстеры

Сюжет написанного Класом Эстергреном двадцать пять лет спустя романа «Гангстеры» берет начало там, где заканчивается история «Джентльменов». Головокружительное повествование о самообмане, который разлучает и сводит людей, о роковой встрече в Вене, о глухой деревне, избавленной от электрических проводов и беспроводного Интернета, о нелегальной торговле оружием, о розе под названием Fleur de mal цветущей поздно, но щедро. Этот рассказ переносит нас из семидесятых годов в современность, которая, наконец, дает понять, что же произошло тогда — или, наоборот, создает новые иллюзии.


Рекомендуем почитать
Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Ресторан семьи Морозовых

Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.


Запомните нас такими

ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.