Джентльмены - [149]
— Что за время? — Так звучала первая реплика Лео Моргана, вернувшегося из долины смерти, где он провел последний месяц. Генри увидел в этом признак выздоровления и решительно заявил об этом.
Мы дружно наблюдали, как Лео, измученный, начисто лишенный жизненных сил, с опустошенным сознанием, недоступный, лежа в кровати, выходит из комы — шаг за шагом, моргая от назойливого, но очень кратковременного солнечного света, — чтобы снова впасть в транс.
— Что за время? — спросил он нас, стоящих у его постели, и, оставив без внимания метафизику — вдруг парень допился до полного выпадения из времени и пространства, — Генри кратко ответил:
— Половина первого пополудни, двадцатое апреля семьдесят девятого года.
Должно быть, Лео понял ответ: он застонал и заворочался в постели; наконец, улегшись на бок в расслабленной позе, он открыл глаза, чтобы оглядеться.
— Ты дома, Лео, — громко и четко произнес Генри. — Мы привезли тебя домой.
— М-м, — промычал Лео, не найдя слов для ответа.
— Тебе было нехорошо, — пояснил Генри. — Но все прошло. Мы с Класа поставим тебя на ноги. Правда, Класа?
— Конечно, — согласился я, хотя тон Генри мне не нравился — он говорил, словно с умирающим в больнице.
Пациент тут же заснул снова, а мы с Генри в полном молчании вернулись к своим занятиям, чтобы не тревожить целительный сон нашего подопечного. Он явно шел на поправку: самая тяжелая абстиненция прошла на удивление спокойно: я ждал белой горячки, ползания по стенам, диких криков по ночам и прочего, но ничего подобного не последовало.
Мы приехали в Стокгольм с двумя потерпевшими кораблекрушение на даче в Лёкнэсе. Девчонку с трудом удалось усадить в машину, а Лео безвольно дремал на заднем сиденье. Мы отвезли черного ангела в наркологическую клинику и, не получая о ней никаких известий, сделали вывод, что о ней хорошо позаботились.
Генри немедленно связался с домашним доктором Гельмерсом, который явился с целым набором ампул, витамином В и прочими специальными препаратами против абстиненции, которые могли облегчить жизнь и нам, и нашему пациенту. Пыхтящий и фыркающий Гельмерс был единственным известным мне домашним доктором, который выглядел именно так, как положено таковому. Полукруглые очки, седые волосы, идеальные зубы, внушительный разворот плеч и очень упругая для такого возраста походка. Он, разумеется, знал все, что только можно было знать о семействе Моргоншерна, о детских болезнях мальчиков, о том, как в отдельной спальне, вскоре превратившейся в бильярдную общества «ООО», угасала бабушка. Доктор Гельмерс утверждал, что она, подобно самому Гёте, бредила и говорила о свете. Словом, это был образованный, опытный, объездивший полмира господин, некогда, разумеется, член общества «ООО».
Доктор Гельмерс хорошо понимал, что лечение Лео должно проходить дома так долго, насколько это возможно. Он не слишком высоко ценил новые методы терапии и эксперименты с глубинами человеческой души. Никакое лечение не могло быть для Лео полезнее, чем постоянная забота родных. Конечно, дом Генри Моргана был не лучшим местом для мутиста[72] или кататоника,[73] так что пара курсов в Лонгбру все-таки потребовалась. Но на этот раз речь шла «всего лишь» об алкоголе, и дело было ясное. Лео, конечно же, скоро встанет на ноги, а если придется туго, надо лишь вызвать доктора Гельмерса, в любое время суток.
Осложнений не последовало. Лео лежал в коме, сильно потел, немного бредил и чуть-чуть страдал судорогами — что-то вроде стенокардии, наверное, — но такие приступы всегда проходили и сменялись глубоким, спокойным, сказочно-летаргическим сном. Спустя несколько суток Лео задал вопрос о времени, и Генри увидел в этом знак того, что буря миновала, а прилежные сиделки могут пожать друг другу руки, довольные проделанной работой.
— Неплохо для непрофессионалов, — заметил Генри.
— Не говори «гоп»… — ответил я, закоренелый скептик.
— Не надо опять спускать меня с небес на землю, — пробормотал Генри. — Не надо лишать меня надежды, как только я увидел просвет.
— Ладно, я зануда, — согласился я. — Мы проделали хорошую работу и можем быть довольны.
Несколько дней мы старательно выхаживали Лео, прилежно работали и страстно ждали весны, которая все не наступала. «Доктор Генри и компания» носились по длинным, мрачным сервировочным из кухни в комнаты Лео и обратно, принося травяные чаи для Лео, специально сваренную для Лео кашу, укрепляющий и оздоровительный напиток для Лео и прочие волшебные зелья и препараты, которые могли наладить работу его организма. Мы делали успехи, записывая все — от аппетита до формы и запаха испражнений, — на графике температуры, вывешенном на кухне.
Произошедшее не причинило большого ущерба и Великому Искусству. Я писал примерно по пять страниц в день, довольно точно, как мне казалось, отображая медленную гибель Арвида Фалька. Я уже мог разглядеть маячащий среди стопок блокнотов, разрозненных листков с заметками, фразами и репликами, среди мрачных зарисовок тоскливой зимы конец: массивную коду, потрясающий воображение заключительный аккорд, который смягчит сатиру и позволит перейти от патетики к глубокому, искреннему трагизму.
Сюжет написанного Класом Эстергреном двадцать пять лет спустя романа «Гангстеры» берет начало там, где заканчивается история «Джентльменов». Головокружительное повествование о самообмане, который разлучает и сводит людей, о роковой встрече в Вене, о глухой деревне, избавленной от электрических проводов и беспроводного Интернета, о нелегальной торговле оружием, о розе под названием Fleur de mal цветущей поздно, но щедро. Этот рассказ переносит нас из семидесятых годов в современность, которая, наконец, дает понять, что же произошло тогда — или, наоборот, создает новые иллюзии.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.