Джентльмены - [147]

Понемногу стемнело; мы наугад пробирались через районы частной застройки и поля, пока не выбрались на проселочную дорогу, которая вела на восток и казалась нам верной, ибо была совершенно пуста. В лесу все еще лежал снег, дорога обледенела, так что Черстин приходилось вести очень осторожно, вспоминая все, что ей было известно о вождении по бездорожью.

— Пат Мосс,[70] — сказал Генри. — Все, что я могу сказать: Пат Мосс.

— Заткнись! — прошипела Черстин, выключив радио. Ей требовалось сосредоточиться.

Генри опустил боковое окно, но тут же стало невыносимо холодно: к вечеру и вправду подморозило. На дороге не было ни души.

— Ну и пустыня, — произнес я, дрожа от холода.

— Они, наверное, заняли какую-нибудь старую дачу, — предположил Генри.

— Кто — они? — спросил я.

— Не думаю, что мой брат сидит и надирается в одиночку, — произнес Генри не особо уверенным тоном. А может быть, он просто знал больше, чем мы.

— Мне показалось, что он был один, — сказала Черстин. — Хотя голос у него был сумасшедший, по правде говоря.

— Лео совсем тупеет от выпивки.

— А зачем он тогда пьет? Разве это весело — сидеть в лесу и пить?

— Черстин, милая, — начал Генри. — Ты чертовски классно водишь машину, но сейчас говоришь глупости.

— Чего? — сердито буркнула Черстин, резко затормозив на скользком повороте.

— Ничего, прости, — извинился Генри. — Но разве, по-твоему, Лео стремится к тому, чтобы ему было весело?!

— Ну, понятно… — Черстин смутилась. — Просто хочется понять, что вы за чудаки такие.

— Не путай меня с ними, — попросил я. — Братья Морган знамениты, а знаменитые братья всегда немного чокнутые.

— That's life,[71] — сказал Генри.

Вскоре шутки утихли: проехав пять километров по скользкой проселочной дороге, мы оказались у маленького летнего домика, расположенного в приятном отдалении от прочих, на небольшом возвышении — рядом с заливом, который, очевидно, и назывался Лёкнэсвикен.

— Паркуй здесь! — Генри указал на ворота.

Черстин припарковала машину, выключила фары, поставила автомобиль на ручной тормоз, после чего мы шагнули в темноту.

— Кажется, мертво, — сказал я.

— Мне показалось, в окне что-то блеснуло, — отозвался Генри.

— Ты уверен, что это тот самый дом?

— Как я могу быть уверен? Я полагаюсь на интуицию, раньше она меня не подводила.

— Милое местечко, — прошептала Черстин, словно мы занимались чем-то запрещенным.

Избушка стояла на холме с видом на залив, еще не освободившийся ото льда. На другом берегу возвышался еще один холм: вместе они напоминали великолепные ворота, ведущие в залив. Наверное, летом здесь был рай: колышущийся тростник, кувшинки и солнце с утра до вечера.

Генри шел на пару шагов впереди нас, сдержанно-возбужденный: вероятно, он не до конца понимал, что делает. Но отступать было некуда, оставалось лишь идти до конца и смотреть, что там в избе.

Скользя, мы подобрались к двери: кто-то не так давно расчищал снег у входа, так что совсем заброшенным это место не выглядело. Генри подошел к двери и постучал. Из окна, обращенного к заливу, струился слабый свет, не похожий на электрический, неровный и дрожащий.

В доме было совсем тихо, и Генри снова постучал. Затаив дыхание, мы прождали две, три минуты, но слышали только шелест холодного ветра в вершинах сосен. Генри взялся за ручку двери и открыл ее.

— Привет! — крикнул он.

— Зайдем, посмотрим, — подтолкнул я его.

Генри вошел первым, в нос тут же ударила вонь: затхлый запах пота, керосина, объедков и испражнений. Пройдя через ледяную комнату, продуваемую сквозняками, мы нашли пропавшего Лео. Он спал в кровати под тремя толстыми одеялами, а пол вокруг него был заставлен пустыми бутылками из-под виски одного и того же сорта — «Джонни Уокер» с изображением франта в красном пальто, пенсне, цилиндре и с тростью. Рядом с кроватью стоял ящик с непочатыми бутылками. Похоже, в этом домишке спиртного выпили на десять тысяч крон.

— Я выйду, — прошептала Черстин мне на ухо; в глазах у нее стояли слезы — от сострадания или от невыносимой аммиачной вони, я не знаю.

Генри подошел к кровати и стал трясти Лео: на смену страху явилась скаутская удаль. Здесь надо было навести порядок, а в таких случаях нельзя опускать руки и раскисать при виде легкого морального распада, который, в общем-то, может постичь кого угодно. Генри тряс голову Лео, повторял его имя, но не получал ответа. Зато в соседней кровати что-то зашевелилось. Генри едва не вскрикнул от ужаса, когда из-под кучи одеял показалась голова.

Это была невероятно исхудавшая девушка лет двадцати с небольшим, которая, очевидно, так усердно травила себя, что вполне могла сойти за пенсионерку.

— Черт… — простонала девчонка, лениво протирая глаза. — А вы что здесь делаете? — спросила она, словно зная, кто мы такие.

Вскоре оказалось, что она и в самом деле знает, кто мы.

— Я то же самое хотел спросить, — раздраженно отозвался Генри. — Кто ты такая?

— … к черту, — произнесла девчонка.

Генри приподнял худое тельце над кроватью, но тут же чуть не уронил от изумления.

— Ты тоже видишь? — обратился он ко мне.

— Мир тесен, — ответил я.

— Этот мир — точно!

— Оставьте меня… оставьте меня в покое, черти… — стонала девчонка, совсем как тем вечером, когда мы нашли ее изуродованное тело у своей двери и выкупали в теплой ванне, чтобы затем всю ночь просидеть у ее постели.