Джентльмены - [12]

Я был немало удивлен и не знал, что ответить.

— Мы… мы не очень-то хорошо знакомы, — произнес наконец я.

— Тем лучше, — ответил он. — Черт возьми, у меня чутье. Мне кажется, я знаю, что ты за человек. Ты как мой брат Лео, только без его недостатков.

— А какой он?

— Хватит рассуждать. Я серьезно. В квартире есть место для тебя. Можешь работать в библиотеке и спать в кровати Геринга. Тесно не будет.

Я охотно признался, что мне надоела собственная квартира, в которой к тому же не осталось ничего ценного. Для переезда хватило бы и легкового такси.

— Мне почти нечего терять, — сказал я.

— Мне тоже, — признался Генри. — К тому же вместе жить дешевле. Ведь богачей среди нас нет?

— Пожалуй.

— Ну? Не стоит долго размышлять, принимая важные решения. Я всегда все решаю в одну секунду. Такая у меня жизнь. Все вверх тормашками. Но я живу, хоть и бывает одиноко.

— А твой брат Лео? Он не с тобой живет?

— Сейчас он в Америке, в Нью-Йорке. На днях прислал открытку — вернется не скоро.

— По рукам, — сказал я. — Попробуем.

— Вот тебе моя рука.

Генри протянул мне пятерню. Дело было сделано. Мне предстояло немедленно отправиться домой, собрать вещи, не взятые ворами из милосердия, оставить заявку на пересылку почты и попытаться найти надежного человека, которому нужно жилье. Все это можно было успеть до вечера.

Так и вышло. Один из платежеспособных дипломатических друзей Эррола Хансена искал небольшой пентхаус недалеко от центра. Дело было в шляпе.

Посреди моей квартиры стояли два чемодана с одеждой, две печатные машинки и пара пакетов с книгами, бумагами и дорогими мне вещами: лисьей головой, которую я нашел в лесу, панцирем краба, подаренным мне рыбаками на Лофотенских островах, несколькими крупными камнями и пепельницей в виде сатира с разинутым ртом, куда следовало стряхивать пепел.

Сквозь грязные окна проглядывало осеннее солнце, в комнате было бело, и я сделал пару затяжек «Кэмел» без фильтра. Дым вился, расслаиваясь на перистые облака.

Мной овладела меланхолия. Квартира выглядела такой мрачной. Очень часто мне бывало здесь по-настоящему тоскливо, но теперь я почувствовал тоску перед расставанием. Здесь я бездельничал и работал, любил и ненавидел, атмосфера этой комнаты стала частью меня. Здесь я написал свои лучшие строки. Теперь же в опустевшей комнате витали одни лишь призраки мыслей и существ. Годы сжались до нескольких деталей, до пары эпизодов. Я погрузился в меланхолию. Мне предстояло начать новую жизнь, не имея ни малейшего представления, к чему это приведет. И это было хорошо.

Хлопнули двери лифта, и на пороге появился Генри Морган.

— Добрый день, перевозки «Фрейс»! — объявил он, сдвинув на затылок фуражку.

— Что это у тебя на голове?

— Настоящая фуражка перевозчика мебели. Это весь твой багаж?

— Все, что осталось. Все, что у меня есть.

Генри уставился на жалкую кучу скарба посреди комнаты — чемоданы, пакеты и печатные машинки — и покачал головой.

— Кто бы здесь ни побывал, поработали они основательно.

— Все из-за этого проклятого Дилана.

— Не грусти, парень. Начинается новое восхождение. Скоро ты получишь страховку и купишь новые вещи. Если пройтись по секонд-хендам на Сёдере, можно выкупить все до последней мелочи.

— Не нужен мне этот хлам, — ответил я. — Начинаю новую жизнь.

— Золотые слова! Вперед!

Мы вытащили вещи в коридор, втащили в лифт, а затем погрузили в пикап фирмы «Мёбельман», который Генри взял на время. Мы управились за час. Новую жизнь можно было начинать сию минуту.

Похоже, Генри продумал все до последней мелочи. Я мог почти без ограничений распоряжаться двумя комнатами: спальней, где стояла кровать Геринга, и библиотекой. Прежде я о таком и не мечтал. Печатные машинки я отнес в библиотеку, заодно отметив, что первоклассным чтением я обеспечен на несколько лет вперед. Чемоданы Генри оставил в спальне, где предварительно освободил шкафы и отмыл пол. В воздухе едва ли не пахло весной.

— Что скажешь? — поинтересовался он.

Я уселся на подоконник и выглянул на улицу. Обстановка казалась идеальной.

— У меня никогда не было такого отличного жилья, — чистосердечно признался я.

— Будет холодно, так и знай. Уже в октябре приходится искать дрова и топить печи. Стоит включить хоть одну батарею — и пробки в подвале тут же вылетают.

Показывая мне квартиру, Генри рассказывал о деде, которому она прежде принадлежала. Дед умер лет десять тому назад. Он был аристократом по фамилии Моргоншерна. Представителей этого рода осталось совсем немного. Щит с гербом рода можно было увидеть на стене Дома благородного собрания Риддархюсет. У деда Моргоншерны родился только один сын, отец Генри, и того уже не было в живых. Остались только Генри, его мать Грета и брат Лео. Но они носили фамилию Морган.

— Ты слышал о Бароне Джаза? — спросил Генри, когда мы добрались до бильярдной.

— Барон Джаза… — повторил я, улавливая в этих словах что-то смутно знакомое.

— Это мой отец, — подсказал Генри. — Он был пианистом — джазовым. Довольно известным. Когда он начал набирать обороты среди профессионалов, ему пришлось расстаться с фамилией Моргоншерна — нужно было что-то американское, вот он и стал Морганом. Кажется, это произошло во время войны. Бабушка чуть не слегла от злости, порвала с сыном — и он умер, когда мы с Лео были еще маленькими. Вскоре умерла и бабушка. Раньше это была ее комната. После ее смерти дед тут же устроил здесь бильярдную.