Джентльмен Джек в России. Невероятное путешествие Анны Листер - [74]
И на следующий день ей действительно стало лучше. Доброе бенди, влитое в глазницы и в утробу, подействовало. Боль немного отпустила. Анна открыла дверцу кибитки и, словно одноглазый адмирал Нельсон, пристально всматривалась в округу. Они миновали Камышин, Белую Глинку, Водяной Буерак. Увидели, как черные, будто из печки, люди таскали к берегу дремлющей Волги навоз и наваливали кучами – весной его уносила река. Так здесь избавлялись от нечистот. «Георгий, между прочим, верно заметил, что горы навоза не слишком подходят этому пейзажу».
Пятого марта, когда было еще темно, Анна проснулась от резкой остановки. Поднесла к лучине часы – только пять утра. Какого черта они встали? Кликнула Георгия – тишина. Вдруг – истошное ржание, крик, гул и треск ломающегося льда, плеск воды. Кибитка завалилась. Едва успели выпрыгнуть. Вокруг носилась прислуга. Лошади по круп ушли в ледяное крошево. Георгий и Гросс тянули изо всех сил, но животные испуганно ржали, били копытами по жиже, не двигались. Их отстегнули. С трудом вытащили. Оказалось, возница, плохо знавший зимнюю дорогу, заехал в полынью. К счастью, место было неглубоким, лошади встали копытами на дно. Их кое-как разогрели, снова впрягли. Около девяти утра добрались до Царицына: «Здесь три чистые белые церкви выстроились в одну линию на вершине холма, над Волгой. Есть довольно большой гостиный двор. Площадь перед ним полна дровней, людей и сена. Есть два неплохих дома (это государственные строения, в которых работают чиновники), а все остальные – избы из досок или бревен. Не слишком маленький, но грязноватый городок. До следующей станции было еще 28 верст, и мы решили позавтракать здесь. Заехали в станционный дом, не государственный, а частный – поэтому на нем нет вывески с двуглавым орлом. Но самовара у них не оказалось, и Энн заметила: “Как такое может быть – в городе-крепости нет самовара!”».
Кибитки проворно скользили по льду Волги – кругом снежные холмы, над ними – уставшее грязно-серое небо. Анна даже не поверила, когда Георгий крикнул, что станция совсем близко: «Здесь ни церкви, ни звонницы, ни домов, выстроенных живописными рядами. Только вдали три дерева и пара изб». Но Листер уже привыкла к этим русским раешным сюрпризам – нет ничего, ни зги, пустота, и вдруг невидимый балаганщик вытягивает из недр дьявольского короба и веером раскрывает расписную мизансцену. И тут же слетаются фигурки, будто вырезанные из плотного морозного воздуха, оживают, жужжат, наполняют бумажные декорации смыслом.
Декорация, в которой они оказались днем 5 марта, была удивительной, волшебной, совершенно нерусской. Будто подслеповатый шутник-балаганщик попутал короба и выхватил задник совсем другой, бюргерской сказки про уютный немецкий городок и симпатичных его насельников, доброго булочника, умного аптекаря и добросердечного картавого пастора. Сказка называлась Сарептой. Это был город колонистов. Они приехали сюда из Саксонии в 1760-е годы, соблазненные посулами Екатерины II, что будет им здесь даровая земля, вольготная жизнь без налогов, что рыбы в реке вдоволь, поля плодородны и давно уже ждут своего работящего пахаря. Пятьдесят немецких колонистов, пятьдесят фанатичных гернгутеров, с Богом в сердце и холодным бюргерским разумом превратили степную грязно-пыльную быль в опрятную саксонскую сказку. Построили дома, распахали поля, навезли станков и всяких хитрых машин, открыли мастерские, наладили торговлю и зажили весело, безбедно, как у царицы за пазухой.
Им, конечно, завидовали – местный ленивый люд зло поплевывал в их сторону, чинил препятствия, но у поселенцев была августейшая покровительница, чистокровная немка – царица Екатерина Великая. И даже когда она почила в бозе, великодушное провидение не оставило гернгутеров. Они с похвальным усердием трудились и богатели. В начале XIX века в Сарепте уже работали бумажные мастерские, чулочная и табачная фабрики, кожевенный, свечной и мыловаренный заводы. Здесь выпекали особые пряники с имбирем и корицей, известные на всю губернию. О сарептской сарпинке, хлопчатобумажной ткани, и сарептской горчице знала, кажется, вся Россия. И даже Листер в Англии кое-что о них читала.
Торговая площадь Сарепты. Фотография XIX в. Из собрания музея «Старая Сарепта»
Сюда приезжали и европейцы, и русские. И все диву давались, как в дикой азиатской степи, среди грязи, тоски и необоримой лени вдруг возник чудный бойкий городок, говоривший на чистом немецком языке и живший согласно Писанию в переводе Мартина Лютера. Листер удивлялась – и прожекту русской императрицы, и опрятному виду Сарепты, и похвальному протестантскому трудолюбию вопреки всему. Ей было здесь очень уютно, она вдруг оказалась в умиротворенной милой сердцу Европе, которую не видела уже полгода.
Первое, что Анна заметила еще на подъезде, – черно-белые шлагбаумы, стоявшие на всех дорогах, ведших в город. Оказалось, их сохранили в память о благодеянии Божьем, совершенном в 1830 году в самый разгар холеры. Пока эпидемия безжалостно выкашивала соседние города и села, жители Сарепты оставались здоровыми и ежедневно возносили небесам пламенные молитвы. Обращаясь к Всевышнему, они, впрочем, упорно и блестяще держали изоляцию: соорудили шлагбаумы, выставили охрану и чужих не пропускали. Напасть обошла городок стороной. Сарепта, как прежде, цвела и богатела.
