Дженни. Томасина. Ослиное чудо - [21]

Чем больше он об этом думал, тем прочнее становилось его решение. В сущности, только убеги с Кзвендиш-сквер, и город поглотит тебя навсегда. Дженни потоскует, но скоро забудет, ей ведь так хорошо с Бетси. Забыла же его мама…

Конечно, он боялся одиночества, но ему очень нравилось, что он так благородно поступит. Он и поступил бы, но ведь Дженни попросила его встретиться с нею. Ещё в самом раннем детстве он прочно запомнил, как тяжело и обидно, когда тебя обманут. Мама обещала ему провести с ним весь день рождения и куда-то ушла. Сейчас он это вспомнил, и ему стало так больно, что он встряхнулся, пытаясь отогнать боль. А потом, спасаясь от соблазна, пошёл к дому № 38.

Там его ждала Дженни.

Вокруг лежали и сидели самые разные кошки, однако, не глядя на них, Питер кинулся к подруге и поцеловал её, то есть тронул ей носиком носик. Он начал было умывать её, но она сказала, смеясь:

— Я уж думала, тебя не дождусь…

— Дженни! — воскликнул Питер. — Откуда же мне было знать, что ты уже здесь?

— Вот что, — сказала она, избегая чувствительной сцены. — Познакомься с кошками. Это Гектор, он жил когда-то у шахтёра и ходил с ним в шахту.

Рыжеватый кот с печальным взором обрадовался и оживился, а Питер, поздоровавшись с ним, оглядел наконец кошачье пристанище. Кошки сидели и на полу, и на разрушенной лестнице, откуда глядели вниз зелёными и жёлтыми глазами. Ещё лучше устроились те, кто сидел внизу, — обломки перегородок создавали как бы маленькие комнатки, и каждый мог забиться в свой угол. Для бродячих кошек это очень важно.

Гектор всё восхищался таким приятным знакомством, когда Дженни представила следующего кота:

— А это Микки. Его выбросили на улицу маленьким котёнком. Он и не знает, что такое семья. Зато город знает лучше всех.

Огромный тигровый кот с квадратной головой слегка поклонился.

— Верно, верно, — сказал он. — Спроси меня что хочешь, я отвечу. Но вот в Глазго я не бывал и за борт не падал, чего нет, того нет.

Какой она молодец, подумал Питер, знает, что кому сказать, чем кого обрадовать.

— Вот Негритяночка. — Дженни подвела его к худой чёрной кошке. — Красивая, правда? Ни одного белого пятнышка, ну ни волоска. Это редко бывает. Её хозяйка, вдова, держала табачную лавочку на Эджвэр-роуд, а потом умерла, и вот уже восемь лет Негритяночка одна. Тяжело ей пришлось…

Негритяночка высунула розовый язык и быстро лизнула себя раз-другой. Она была так польщена участием, что и не знала, встать ей или лечь.

— А вот он, — представила Дженни пышноусого кота, похожего на деда-мороза, — жил в лавке у мясника, и у портного, и в гостинице, и в семье, но мясник и портной разорились, гостиница сгорела, дом развалился. Сам знаешь, как суеверны люди, особенно с нами, с кошками. Пошли слухи, и никто, ну никто его не берет, сколько бы мышей он ни словил!

— А вот она, — продолжала Дженни, подходя к небольшой серой кошке, — круглая сирота. Никто не знает, чья она дочь, её бросили ещё слепой. Не пойму, как она выжила. Родилась она в деревне, попала там в капкан, сама добралась до Лондона. Вот это мужество…

Кошка повалилась на бок и стала яростно мыться. Питер увидел, что на левой задней лапке пальцев у неё нет. Но Дженни не дала ему долго об этом думать.

— А это сёстры Пуцци и Муцци. Их привезли из Вены. Хозяева уехали обратно, никто их не взял. И как они тут прижились, ума не приложу…

Сестры скромно замурлыкали.

Таким образом Питер перезнакомился со всеми, в том числе с полуперсидским домашним котом, который иногда убегал сюда проветриться; и с другим котом, весьма благодушным, который жил у холостяка, пока тот не женился.

Кошки были просто очарованы его подругой, и уступили им самое уютное местечко. Еды было вдоволь, каждый чего-нибудь принёс; и все всем делились. Микки раздобыл кость, кот-шахтер Эндрьюз — довольно свежую мышь, Дед Мороз — рыбью голову, а сёстры извлекли из ближней помойки скорлупу от омара.

После ужина все умылись, а потом одни улеглись, другие вышли на ночной промысел. Пробило одиннадцать, и Питер загрустил, зная, что Дженни сейчас уйдёт. Чтобы не томиться слишком долго, он сам сказал ей:

— Дженни, тебе пора к своим!

Она не ответила, только подняла голову, и он увидел в лунном свете её ярко-белую манишку и блестящие глаза. Так сидели они, потом она проговорила:

— Питер, я останусь с тобой, если ты не возражаешь…

Ещё бы он возражал! Однако он был и мальчиком, и ему стало жалко Бетси.

— А как же твоя хозяйка? — спросил он. — Неужели кому-то из нас непременно надо страдать?

Глаза у Дженни заблестели еще ярче, она отвернулась, умылась и тихо сказала:

— Бетси уже не девочка, Питер, она обойдётся и без меня. Ей скоро пятнадцать лет. Люди тоже меняются… Она немного поплачет и забудет, у неё есть другие развлечения… А главное, ей важно, что я вернулась… что не считаю её предательницей. Да, — повторила она, и Питера снова испугала её мудрость, — больше всего она боялась, что я ей не верю. Так и было, пока не явился ты и не показал мне, какие вы, люди… — Дженни потянулась как следует, выгнула дугой спинку и заключила свою речь: — Ладно, хватит об этом. Мы с тобой вместе, вот и всё.