Дженни - [4]

Но разговор сейчас не о нем, а о том, как застыли мы с мамой от неожиданности. Отец стоял в дверях, заслоняя собой весь проход. Я мгновенно узнала его, сердечко забилось часто и неровно, заставляя бледнеть: от страха перед «папкой» — меня; от страха за меня — маму. Он был без своей неизменной милицейской формы, в сером костюме и черных, плохо почищенных ботинках. С самым мрачным выражением на лице он заявил:

— Набегались. Хватит. Собирайте манатки и поехали домой.

Он говорил отрывисто и коротко, а у меня с каждым словом подпрыгивало и опять куда-то падало сердце. Я с ужасом обернулась посмотреть на мать.

Я горжусь моей мамой. Ни следа испуга не было на ее лице. Только раздражение и неприязнь. Она смотрела на отца, как на мусор, простоявший в квартире дольше положенного и уже начавший испускать характерное амбре.

— Не тебе указывать, — коротко ответила мама и вытянув руку забарабанила в стенку, крича:

— Андрей. Андрей, зайди на минутку.

На наше счастье соседи были дома. Крупный, коренастый дядя Андрей, муж тети Марины, показался в дверях за спиной отца. Вид у него был самый домашний: серая майка, треники с вытянутыми коленками и растоптанные, уютные тапки. Но ситуацию он оценил быстро и правильно. Откинувшись в коридор, дядя Андрей крикнул:

— Мих, иди сюда.

И через некоторое время рядом с ним появился заспанный, пришедший к полудню с ночной смены дядя Михаил, муж тети Светы. Он недовольно спросил:

— Ну?

— Да вот, тут у нас гости. Как я понимаю, нежеланные. Я правильно понимаю, Полина? — сказал дядя Андрей. Мама, скрестив руки на груди, ответила:

— Совершенно правильно.

Отец, оттесненный, нашими соседями в сторону, хмурился все больше и больше и походил уже на небольшую грозовую тучу, которая должна была вот-вот разразится громом и молниями, однако это не сильно смущало дядю Андрея и дядю Михаила. Михаил и сам нахмурился, прежде чем задать следующий вопрос:

— Это тот самый? Бывший муженек?

— Да, — коротко ответила мама, а дядя Михаил, повернувшись всем корпусом к отцу посоветовал:

— Вали отсюда, мужик. Бедная баба и так из-за тебя горя хлебнула. Не добавляй.

Отец хотел было возразить ему, сказать что-то злое и нехорошее, но наткнулся на твердый взгляд холодных светло-серых глаз дяди Андрея и понял, что в случае чего особо церемониться с ним не будут, а справиться с двумя трезвыми сильными мужиками ему явно не под силу. Тогда он бросил на мать полый ненависти взгляд и произнес голосом глухим и неприязненным:

— Мы еще поговорим с тобой, Полька, когда защитничков рядом не будет, — криво усмехнулся и вышел из квартиры.

Тетя Света и тетя Марина долго отпаивали маму на кухне чаем и кофе с коньяком (для улучшения кровотока, говорили они), успокаивали ее, говорили, что в случае чего их мужики навешают отцу «горячих» и он дорогу сюда забудет. А мама все равно упорно собиралась в дорогу. Она объяснила соседкам, что «папка» — мент и отвязаться от него так просто не получиться, несмотря на то, что документы о разводе оформлены по всем правилам, а случись дяде Андрею и дяде Михаилу применить силу, отец сможет вывернуть дело так, что они же виноватыми и окажутся. После этого тетя Света и тетя Марина маму утешать продолжили, но уже не уговаривали остаться, а просто дали денег в дорогу, несмотря на мамино сопротивление и попытки отказаться от такой неслыханной щедрости.

Потом был Тамбов.

Мы с мамой поехали туда потому, что в принципе, нам было все равно куда ехать. Бабушка к тому времени умерла. Больше родственников у нас не было. А с этим городом у мамы были связаны хорошие воспоминания. Она училась там в пединституте на филологическом отделении и там же научилась разговаривать на английском лучше, чем многие говорят на русском. Я закончила в этом городе два начальных класса и отметила свое девятилетие. То самый возраст, когда трогательная щенячья пухлость еще не сошла с детского личика, но уже начинала сочетаться с достаточно зловредным подростковым характером. Парочка подружек, которые у меня тогда появились, были такими же девчонками, как я сама, и выглядели потрясающе умильно до тех пор, пока не открывали рот.

Мама устроилась работать в пекарню, недалеко от дома и у нас всегда был свежий хлеб и самые вкусные булочки к чаю на завтрак. В Тамбове мы снимали небольшой, покосившийся и вросший в землю от ветхости, домишко на окраине, воду носили ведрами из колонки на улице, зимой топили печку дровами. Ровно две зимы.

Когда я закончила второй класс и получила свой табель с не очень хорошими оценками, мама увидела отца из окон пекарни. Он шел по улице, которая была совсем недалеко от той, на которой жили мы, и маму сквозь закопченное окно не видел. Зато она хорошо его рассмотрела. Тут же сходила к начальству. Уволилась с работы, вернувшись домой, отобрала у меня книжку, которую я читала и заставила собирать вещи. Утром мы уже тряслись в поезде, увозившем нас на юг.

Джубга.

Так назывался следующий город в моей географии. Маленький приморский городишко, где зимой было тихо и спокойно, но с началом сезона отпусков начинало твориться что-то невообразимое. Люди со всей России на поездах, автобусах, личных автомобилях устремлялись к морю. Суета и галдеж радостных, дорвавшихся до теплого моря туристов, суета стихийных базарчиков, возникающих тут и там в местах их особо плотного скопления.