Ученик учил уроки

Джессика соскочила. У Анжелы грипп. Эрик остался с ней. Нам что, идти в кино втроём? Я на секунду представила, как это может выглядеть и поморщилась. Майкл, который упорно пытался повесить на меня табличку с надписью: «моя девушка». Джейкоб Блэк, лучший друг и моё личное солнце по совместительству. И я между ними. Миленько.

Закрыв глаза, тут же представила Майка. С этой его новой укладкой на светлых волосах, которая не давала спокойно дышать Джессике. Как он склонился ко мне в столовой и предложил:

— Может, сходишь со мной в кино? Говорят, в Порт Анджелесе идет «Любовь всегда любовь». Дурацкое название. Романтическая комедия.

И глаза его были отвратительно намекающими. А Джессику перекосило. Милое, в общем-то, лицо с большими красивыми глазами и слегка великоватым носом исказило гримасой горечи и разочарования. И огонек ненависти нехорошо сверкнул в глазах, когда она насмешливо протянула:

— Идем в кино с Бе-е-еллой…

И зачем мне это, скажите? Идти на свидание с парнем, который не нравится, и при этом переходить дорогу подруге, превращать её в своего врага.

Тут же вспомнился День Святого Валенитна, про который я забыла в этом году напрочь. А Джейкоб вспомнил. Подарил мне коробку шоколадных сердечек. Такой смешной был. Высокий, атлетически сложенный. Синяя рубашка в клетку обтягивала плечи. Еще несколько месяцев назад она была ему велика. Это же мы с Чарли подарили её на День Независимости. Билли купили комплект удочек, а Джейку эту рубашку. Я хорошо помню, как он примерил её прямо поверх футболки, и она висела на нем как на вешалке. А теперь чуть не лопалась на спине и плечах. Рукава завернуты. Когда он успел так вымахать? В качалку что ли ходит? Надо будет спросить. Или, нет. Не буду спрашивать. Еще подумает, что я им как-то особо интересуюсь. А это неправда. Просто забавно смотрится такое мощное спортивное тело и юношеское, почти детское лицо, с которого еще не сошла полностью этакая щенячья пухлость. Джинсы, бедные, тоже трещали по швам, тесно обтягивая его ноги. Он даже ботинки в тот день одел вместо обычных кроссовок, чтобы выглядеть прилично. Смутился и потупился, протягивая мне на смуглой ладони маленькую розовую коробку в форме сердечка.

— Боже, у меня с головой что-то не то! — пробормотала я. — Сегодня правда День всех влюбленных?

— Иногда ты просто выпадаешь из жизни! — с наигранным прискорбием заметил Блэк. — Да, сегодня правда четырнадцатое февраля. Будешь моей Валентиной? Раз уж не купила конфет за пятьдесят центов, хотя бы на это согласись!

Ну что тут скажешь?! Слова Джейкоба только на первый взгляд шутка…

— А чем это чревато?

— Ну, как обычно, пожизненным рабством.

— Если только этим… — Я лихорадочно думала, как ввести в наши отношения строгие рамки, но, увы, с Джейкобом рамки и границы расплывались на глазах.

Эх, Джейкоб. Не забыла я про День Святого Валентина. Вернее, не то чтобы забыла, а… Я ждала. Всё ещё слепо надеялась где-то в глубине души, что Эдвард передумает, откажется от своих страшных слов, которые сказал мне, прощаясь, и воспользуется этим праздником, чтобы вернуться. Не самый лучший предлог. Но если действительно любишь — сгодиться любой.

Пустые надежды.

Конечно, Эдвард не появился и не дал о себе знать. Даже чудесный серебряный баритон стал слышаться все слабее. То ли я уже привыкла к байку настолько, что поездки уже не угрожали жизни, то ли дело было в том, что в последнее время подспудное раздражение, которое не давало покоя с момента расставания давало о себе знать все сильнее. Эдвард сказал, что я не достойна его. Как же, красавец-аристократ и обычная серенькая мышка-простушка.

Раньше я действительно думала, что дело в его сущности, деньгах его семьи, его личной привлекательности, в конце концов. Учитывая все это, приходилось признать, что я, действительно ему не подходила. Никак. Только в какие времена, скажите мне, истинно влюбленного мужчину, останавливали такие условности? И короли женились на пастушках. Да и все родные Эдварда держали себя настолько демократично, что я стала сомневаться. В этом ли дело? А может, он не сказал мне истинной причины расставания? Не захотел ранить еще больше? Вернее сказал, но не прямо. Намекнул. А я, как обычно, сразу и не поняла. Зато теперь, вынырнув из трясины отчаяния и оглядываясь назад, могла догадаться о его настоящих мотивах.

Я не подходила ему. Понятно? Мне, например, понятно. Его отстраненность даже в те минуты, когда мы были наедине. Его увертки, когда я пыталась углубить поцелуй и тянулась расстегнуть пуговицу на рубашке. На своей рубашке, прошу заметить. А он хватал меня за руки и останавливал. Эдвард говорил, что боится за мою жизнь. Что опасается своей несдержанности и нечеловеческой силы. Что в пылу страсти может потерять контроль и навредить мне. Это он-то! Вампир, который тренировал умение сдерживать себя десятилетиями. Съесть, значит, не боялся, а заниматься со мной любовью, да хоть просто покрепче поцеловать, считал опасным делом.

Неувязочка.

Получалось, что не столько я сама была для него важна, сколько привлекал его мой вкусный запах. Гастрономическая привязанность. Очаровательно. Как девушка я его, выходит не интересовала! Только как возможность ненадолго потерять рассудок, опьянев от запаха моей крови, которая была для него особенно ароматной. Забить мозги, на время выпасть из реальности. Что-то все это напоминало. И слова про то, что я для него — любимый сорт героина всплыли в сознании как нельзя кстати. Вампир-наркоман. Прибегал ко мне каждую ночь, чтобы занюхнуть и забыться. Кайфануть.