Джек Ричер, или 61 час - [13]

– Поздно, – улыбнувшись, сказал Ричер.

– Только не говори мне, что тебе рассказал про него шеф Холланд.

– Нет, конечно. Но я довольно много времени провел в его кабинете.

– Один?

– Он не оставлял меня ни на минуту.

– Но позволил посмотреть на снимки?

– Он изо всех сил старался, чтобы я их не увидел. Но ваша уборщица отлично вымыла окно.

– Ты их все видел?

– Ну, я не очень понял, мертв тот парень или же без сознания.

– Поэтому ты и развел меня по поводу службы в Корее.

– Я люблю понимать, что происходит. У меня страсть к знаниям.

К ним подошла официантка, уставшая женщина лет сорока в тапочках и форменной рубашке цвета хаки с завязанным узлом галстуком. Петерсон заказал тушеное мясо, Ричер решил последовать его примеру, но попросил принести потом еще кофе.

– Как долго ты прослужил в армии? – спросил Петерсон.

– Тринадцать лет.

– И был военным копом?

Ричер кивнул.

– Прошел медицинскую подготовку?

– Ты поговорил с пассажирами автобуса.

– И с водителем.

– Ты меня проверял.

– Естественно. Очень тщательно. Как ты думаешь, что еще я мог делать столько времени?

– И ты хочешь, чтобы я провел ночь в твоем доме.

– А у тебя есть местечко получше?

– Там ты сможешь за мной присмотреть.

– Ну, это ты сказал.

– Почему?

– Есть причины.

– Не хочешь сообщить, какие?

– Потому что у тебя страсть к знаниям?

– Наверное.

– Сейчас я могу тебе сказать только, что мы хотим знать, кто приезжает и уезжает из нашего города.

Петерсон замолчал, а через минуту официантка принесла их заказ – огромные тарелки, доверху наполненные пюре и мясом с соусом. Кофе сварили час назад, и он не отличался особым вкусом, зато был крепким.

– Чем именно ты занимался в военной полиции? – спросил Петерсон.

– Что приказывали, тем и занимался, – ответил Ричер.

– Серьезные преступления приходилось расследовать?

– Пару раз.

– Убийства?

– От попыток до серийных.

– Насколько хорошую медицинскую подготовку ты получил?

– Беспокоишься по поводу здешней еды?

– У меня тоже страсть к знаниям.

– На самом деле я прошел весьма поверхностную подготовку. Просто я пытался успокоить стариков и помочь.

– Они хорошо о тебе отзывались.

– Не верь им, они меня не знают.

Петерсон ничего не ответил.

– Где нашли мертвого парня? – спросил Ричер. – В том месте, где полицейская машина закрывает выезд из боковой улицы?

– Нет. Там не то. Труп находился в другом месте.

– И убили его не на той улице.

– Откуда ты знаешь?

– На снегу нет крови. Если нанести кому-то смертельный удар по голове, скальп неминуемо пострадает и будет очень много крови. Там была бы лужа в целый ярд диаметром.

Петерсон молчал целую минуту, потом спросил:

– Ты где живешь?

Трудный вопрос. Впрочем, не для Ричера. Как раз для него ответ не составлял никакой проблемы. Он не жил нигде, и так было всегда. Ричер родился в семье действующего военного офицера, в берлинском госпитале, и с того самого дня, как его вынесли оттуда завернутым в одеяло, болтался по всему миру, переезжая с одной военной базы на другую, его всегда окружали только дешевые вещи, заказанные по почте, а потом он сам поступил на службу и продолжал жить по тем же правилам.

Самым долгим периодом стабильности стала его жизнь в военном училище в Вест-Пойнте, но ему не нравились ни Вест-Пойнт, ни стабильность. Уволившись из армии, он продолжал путешествовать по стране, потому что ничего другого не умел, а еще это оказалось привычкой, с которой ему не удалось справиться.

С другой стороны, он не слишком сильно старался.

– Я кочевник, – ответил он.

– У кочевников имеются животные, – возразил Петерсон. – И они перемещаются с места на место в поисках пастбищ. Это определение.

– Ну ладно, я кочевник без животных.

– Ты бродяга.

– Возможно.

– У тебя нет багажа.

– И что? Ты за меня беспокоишься?

– Это необычное поведение, копы такого не любят.

– С чего ты взял, что путешествовать по стране необычнее, чем проводить каждый день в одном и том же месте?

Петерсон замер на мгновение, а потом сказал:

– У каждого человека есть вещи.

– Мне они не нужны. Если путешествовать налегке, можно очень далеко забраться.

Петерсон промолчал.

– Как бы там ни было, я не представляю для тебя никакого интереса, – продолжал Ричер. – Я знать не знал о существовании вашего Болтона. И если бы водитель автобуса не повернул руль слишком резко, я бы уже находился у Горы Рашмор.

Петерсон кивнул, неохотно соглашаясь с его словами.

– С этим не поспоришь, – сказал он.

Было без пяти минут десять вечера.

Осталось пятьдесят четыре часа.

В тысяче семистах милях к югу, в окруженном оградой особняке, который находился в ста милях от Мехико, Платон тоже ел – стейк, доставленный прямо из Аргентины. По местному времени было почти одиннадцать часов. Поздний ужин. Платон был в хлопковых штанах, белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, и черных кожаных мокасинах – все из молодежной коллекции «Брукс бразерс». Одежда и туфли сидели на нем прекрасно, только выглядел он в них довольно странно. Их производили для толстых американских мальчишек из среднего класса, а Платон был старым, смуглым и приземистым, да еще с бритым черепом, по форме похожим на пулю.

Для него было важно покупать готовую одежду, которая идеально бы ему подходила, потому что о шитье на заказ не могло быть и речи. Он представлял себе, как портной развернет сантиметр, измерит его, потом замолчит, а в следующее мгновение искусственно нейтральным голосом начнет выкрикивать совсем маленькие цифры. Перешивать готовую одежду он тоже не собирался. Необходимость выносить посещения нервных портних, а потом потихоньку выбрасывать лишние обрезки ткани действовала на него удручающе.