Джек-потрошитель с Крещатика - [174]
«Он не станет слушать меня… особенно меня!.. зря я пришла», — осознала она. Остатки живого веселого улья в ее животе звучали, как тихое бурчание, и она знала, что Хозяин Нижнего Града тоже слышит ее рой и ему неприятен подобный шум.
Она ощущала, как их энергии отторгаются, словно магниты со знаками минус и минус.
Бог Смерти и воскресительница были невыносимы друг для друга!
И еще рядом с ним она стремительно теряла свои силы…
Маша начала потихоньку крениться вправо. Плечо, опаленное прикосновением самой смерти, по-прежнему болело, словно его зажало в тиски, руки обвисли. Конец эскалатора приближался. Она уже видела нижний вестибюль самой глубокой станции в мире.
— Не ходи, — прошипел древний бог. — Не ходи на дно моего озера, воровка рыбы. Выйдешь ли ты оттуда?
— Я не пойду…
— О, как же мало ты знаешь о грядущем, воровка. Ваша власть ненадолго! Кто-то в Городе будит старых богов. Мы спали тысячу лет, но скоро проснемся… И нам еще придется повстречаться с тобой. И тебе, воровка рыбы, придется, наконец сделать выбор.
— Какой выбор?
Он не ответил.
— Вы вернете мне Катю? — Маша обернулась назад.
За ее спиной были пустые черные ступеньки крутого эскалатора.
У нее ничего не получилось. Она не смогла договориться с древним.
До дна самой глубокой станции в мире оставалось всего 9 ступеней. Маша потерла обиженное плечо. Стоявший пред ней мужчина закончил читать статью «Сын депутата Евсюковой вышел из комы».
«Что, что?» — не успела осознать перемену она.
Мужчина закрыл газету и повернулся к Маше.
И она увидела лик Аида Древней Руси!
Резкие, словно высеченные острым мечом, — вырубленные несколькими яростно-точными ударами, — черты лица печаткой врезались в память. Глаза-ущелья, рот-провалье со змеящейся бездной на дне.
И Маша успела подумать, что страшные на вид древнегреческие маски трагедии лепили те, кто узрел однажды лики своих грозных богов.
— Не споткнись, — сказал бог.
И прежде чем подземный механизм эскалатора сожрал, втянул в аид метрополитена последние ступени, Маша полетела вниз…
Влетела в черную тьму, неизвестность — но не споткнулась, удачно упала на четыре конечности.
Ее руки уперлись в каменный грязный и мокрый пол, уши мгновенно оглохли от жуткого многоголосого крика.
Оглушающего. Нестерпимого!
Она оказалась прямо в аду, где грешники орут от своих ужасающих мук. Не выдержав, упала коленями в грязь, закрыла уши руками, втянула голову в плечи.
В лицо ей ударил свет…
Пред ней, прижимаясь к кирпичной стене, почти впечатываясь в стену, мечтая стать это стеной, стояли две девушки лет пятнадцати, и орали так, что у Маши взбунтовались барабанные перепонки, взрывался мозг. В руках одной из них загорелся фонарь… и фонарь пояснил ей причину незатихающего девичьего крика.
Она и две орущие сирены находились сейчас аккурат в черной-черной безугольной комнате Зеленого театра.
И, похоже, что зашла в нее Маша как раз через ту самую белую дверь!
— Здесь, в Провалье, на дне оврага, сын киевского князя Мстислав повстречал вовсе не святого Николая, а Велеса… Велес каким-то образом помог ему выбраться из чащи. А может, и из смерти. Из мира мертвых. Но, когда князь вернулся домой он, естественно, объяснил это чудом святого Николы. Ведь неподалеку на могиле Аскольда уже находился Никольско-Пустынный монастырь. К тому же, если Николай занял в Киеве место Велеса, трудно понять, как отделять их чудеса друг от друга.
— Чё-то я не въезжаю вообще, — недовольно сказала Даша, не удовлетворенная ее объяснениями, — Мстислав чуть не умер, а может, и умер. Но вернулся домой живой. Почему же наша Катя?..
Чуб замолчала, не зная, как закончить свою фразу.
…Катя мертва?
…Катя исчезла?
…Катя не рождалась?
— Ее секретарь забыл о ней. Но мы ее помним! А вдруг и мы ее скоро забудем? Нужно звонить Акнир, Васе, Демону — всем… если они еще помнят о ней!.. Звонить срочно, пока не забыли!!!
— Погоди. Дай мне еще пять минут, — Машин пазл почти сложился в законченное полотно. — Картина была написана в 50-е годы. На холсте, оставшемся от афиши из Зеленого театра. На ней был изображен дом, поставленный на месте Столбовой церкви. Художник неизвестен. Может, это случайный человек, слышавший о тайнах Провалля. Или не случайный…
— И не случайно в этом месте построили самую глубокую станцию в мире?
— И не случайно там теперь парк Славы. Могила Неизвестного Солдата. Снесенные могилы Аскольдового кладбища. Могила первого правителя Аскольда… Будто испокон веков этим склонам Провалля было суждено служить обителью Волоса — царством мертвых.
— А при чем тут картина «Провалье»?
— «Провалье, 22 мая», — уточнила название Маша. — 22 мая — апогей Русалий, время, когда все проходы между двумя мирами открыты нараспашку. И похоже, что на этой картине магия 22 мая запечатлена навечно. И вечно открыт проход в царство мертвых.
— И что это все нам дает? — требовательно спросила Чуб.
— Ничего, — печально признала Маша. — Но я разберусь, обещаю, — сказала она. И вкрадчиво добавила: — Разве тебе не пора на самолет?
— Я никуда не поеду.
— А конкурс? Он же международный…
— Конкурсов в мире много, а Катя одна. Пусть она и стерва, но она — наша стерва. Другой Кати у нас с тобой не будет… И не говори мне об этом! — внезапно взорвалась она. — Никуда я не пойду, с места не сдвинусь, пока нам ее не вернут. Что ты мне предлагаешь во-още, как будто я предательница, мелкая индивидуалистка. Нет уж, сначала я верну Катю — достану ее хоть с того света!.. А уж потом снова буду ее доставать и ссорится с ней…
