Джек Мэггс - [96]

Шрифт
Интервал

Поэтому он повернулся спиной к полицейским и поспешил разыскать Джека Мэггса. Соединившись, они спокойным шагом спустились к реке. Там, небрежно облокотившись о железные перила ограды, они стали смотреть вниз на чуть затянутые пеленой тумана воды реки Северн.

— Прилив, — сказал небрежно его товарищ по конспирации. — Вернее, отлив, — уточнил он, указав на ветку ивы, плывущую на юг.

Тобиас следил за светло-зелеными свежими листьями, уносимыми течением, и испытывал странное и неожиданное чувство, которое, как прохладные воды, щекотало его шею. Он посмотрел на Джека Мэггса, и тот вдруг подмигнул ему. Тобиас провожал глазами ветку ивы, пока ее не поглотил туман, и думал о том, что и у него тоже может быть своя свобода, большая, чем та, которую он себе представлял, когда обеспокоенно подсчитывал свои пенни и фунты на Лондонском мосту.

Он будет в бегах.

Он будет повсюду следовать за Джеком Мэггсом. Не его вина, что он должен бежать. Иного выхода у него нет. Он будет бежать туда, куда, черт побери, ему захочется. Он, возможно, снова найдет себя, как Саймон Винчестер на Ямайке, или Сесил Ганнерсон в Кейптауне, или Финеас О'Брайен в Бостоне.

Как только он представил себе такую возможность, в нем будто родился какой-то безумный, бессознательный зверь, щеки его порозовели и губы стали ярко-красными.

— Мы можем сесть здесь, в Глостере, на пароход? Если вы купите мне билет, я отдам вам деньги чуть позже. Даю слово, я умею делать деньги.

Каторжник, прищурившись, смотрел на взволнованного молодого человека. Далее без всяких объяснений он забросил за спину свой мешок и двинулся дальше по причалу в тот конец, где река встречается с бухтой и где виднелся коттедж начальника шлюза. Здесь Джек, не раздумывая, перелез через забор огорода.

Шнурованные высокие башмаки Мэггса безжалостно давили листья салата и ломали стебли моркови. Шедший следом Тобиас, держа руку в кармане и играя монетами, спокойно вошел в калитку с предупреждающей табличкой «Частная собственность» и, ступая по плитам красивой дорожки (вдоль которой в этот день пятого мая цвели примулы), вышел к круто спускавшейся лестнице, ведущей к реке.

С этой головокружительной высоты, словно с края пропасти, Тобиас посмотрел вниз на жалкую маленькую плоскодонку, привязанную к причалу. Не такой выход он имел в виду. Посмотрев на шелковистую гладь Северна, он вспомнил, что эта река считается самой опасной и знаменита своими яростными приливами и отливами, а также ужасными, высотой шесть футов, приливными валами в устье.

Тобиас остановился.

Каторжник легонько, по-птичьи свистнул с берега реки.

Их разделяло немалое расстояние — лестница в тридцать ступеней. Джек Мэггс достиг своего дна, подножия своей стены. Он, прищурившись, не без тревоги смотрел вверх, словно впервые подумал, как легко теперь его можно предать. Судя по его измученному лицу с заострившимися чертами, ему, должно быть, уже виделась веревка виселицы. Но у Тобиаса мысли о предательстве были уже в прошлом, их слишком далеко отодвинул вид маленькой утлой плоскодонки, чтобы долго сомневаться. Вскоре он уже поспешно спускался к причалу по замшелым ступеням. Здесь он молча отвязал канат и вошел в лодку.

— А теперь садитесь на банку, — сказал ему Мэггс.

Туман милостиво сомкнулся над ними. Река всосала их медленно и неумолимо и понесла к морю.

Глава 71

Вначале их продвижение было медленным и малоприятным из-за запахов. Мутно-желтый туман пах дубильной кислотой, но надежно скрывал их бегство. Через десять минут спокойного плавания они заметили явное ускорение течения, и их плоскодонка понеслась со скоростью, о какой ее строитель и не помышлял. Широкий квадратный нос лодки позволял ей хорошо держаться по течению, и вскоре Джек положил шест на днище лодки и позволил себе тоже сесть, даже подмигнул своему напарнику. Однако отдых продолжался не более минуты; этот большой человек вдруг вскочил на ноги и стал вглядываться в туман.

— Что это? — спросил он.

— Не пароход ли?

— Слушайте.

Тоби, прислушавшись, уловил какой-то грохот вдали.

— Возможно, это шум фабрик на берегу.

— Это не фабрики. — Мэггс нагнулся и, притянув к себе свой мешок, крепко зажал его коленями.

— Здесь много дубильных фабрик. Вот почему так дурно пахнет.

— Подвиньтесь. Черт побери, подвиньте же свой зад, сударь.

Тоби неохотно подчинился. Теперь они сидели рядом. Шум создавала падающая вода. Она оглушала. Тобиас покрепче прижал к себе свой портфель.

— Господи, неужели это Седьмой вал?

— Держитесь, приятель!

Это не был Седьмой вал, это близился порог плотины, и им грозила явная опасность. И тут каторжник Мэггс повел себя так, что, по воспоминаниям Тобиаса, тронул его сердце: он обхватил своей сильной рукой узкие плечи писателя и крепко прижал его к себе.

Плоскодонка словно взлетела в воздух.

— Господи, спаси нас! — закричал Мэггс.

Крик такого человека, как Мэггс, означал для Тобиаса, что им пришел конец. Он тоже крикнул:

— Господи, спаси нас!

Падение, казалось, было с трехфутовой высоты, и когда маленькая плоскодонка упала носом в бурлящую воду, та покрыла ее всю.

— Плывите! — успел крикнуть Тобиас.


Еще от автора Питер Кэри
Подлинная история банды Келли

За голову этого человека предлагали огромную награду. Богачи Австралии крестились, услышав его имя, бедняки его благословляли. А женщины всей страны – и богатые, и бедные – мечтали провести с ним хотя бы ночь. Он издевался над королевской полицией и солдатами, смеялся над опасностью и смотрел смерти в лицо. Он был благородным бандитом и национальным героем: отчаянным, лихим и – до поры – неуловимым. Его звали Нед Келли. Он на самом деле жил на свете. Ему было отпущено всего 26 лет, но память о нем в Австралии чтут по сей день. Как из мальчишек-голодранцев вырастают легенды? Лучше всего рассказать об этом может сам Нед Келли. В тексте сохранены стиль, орфография и пунктуация автора.


Амфетамины ценой в миллион долларов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вдали от дома

Айрин Бобс любит быструю езду. Вместе с мужем, лучшим автодилером юго-востока Австралии, она решает принять участие в Испытании «Редекс», жестокой автогонке через весь континент по дорогам, по которым почти никто не пройдет. Штурманом команды станет неудавшийся учитель Вилли, картограф-любитель, знающий, как вывести команду к победе. Гонка в пространстве накладывается на гонку во времени: древний континент откроет дорогу в прошлое. Геноцид, неприкрытый расизм, вопиющие несправедливости – история каждой страны хранит свои темные секреты.


Моя жизнь как фальшивка

… Эта история началась на задворках цивилизации вскоре после войны как безобидная шутка. Посредственный поэт Кристофер Чабб решил доказать застойному австралийскому обществу, что поэзия жива, – и создал Боба Маккоркла, веломеханика, интеллектуала и автора гениальных стихов, равных которым еще не знала мировая культура. Случился страшный скандал – редактор, опубликовавший их, отправился под суд за оскорбление морали и встретил таинственную и незаслуженно жестокую смерть. Но личина оказалась живучей: на суде человек, которого быть не должно, встал и заявил, что Боб Маккоркл – это он.


Истинная история шайки Келли

Перед вами – ВТОРОЙ «букеровский» (2001) роман Кэри. Изящная и ироничная стилизация под «подлинные мемуары» легендарного австралийского «благородного бандита».Не просто роман, но – «глоток свежего воздуха» для КАЖДОГО ценителя хорошего литературного языка и отменного сюжета!


Кража

«Не знаю, потянет ли моя повесть на трагедию, хотя всякого дерьма приключилось немало. В любом случае, это история любви, хотя любовь началась посреди этого дерьма, когда я уже лишился и восьмилетнего сына, и дома, и мастерской в Сиднее, где когда-то был довольно известен — насколько может быть известен художник в своем отечестве. В тот год я мог бы получить Орден Австралии — почему бы и нет, вы только посмотрите, кого им награждают. А вместо этого у меня отняли ребенка, меня выпотрошили адвокаты в бракоразводном процессе, а в заключение посадили в тюрьму за попытку выцарапать мой шедевр, причисленный к „совместному имуществу супругов“»…Так начинается одна из самых неожиданных историй о любви в мировой литературе.


Рекомендуем почитать
Право Рима. Константин

Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Листки с электронной стены

Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.


Долгие сказки

Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…


Гертруда и Клавдий

Это — анти-«Гамлет». Это — новый роман Джона Апдайка. Это — голоса самой проклинаемой пары любовников за всю историю мировой литературы: Гертруды и Клавдия. Убийца и изменница — или просто немолодые и неглупые мужчина и женщина, отказавшиеся поверить,что лишены будущего?.. Это — право «последнего слова», которое великий писатель отважился дать «веку, вывихнувшему сустав». Сумеет ли этот век защитить себя?..


Планета мистера Сэммлера

«Планета мистера Сэммлера» — не просто роман, но жемчужина творчества Сола Беллоу. Роман, в котором присутствуют все его неподражаемые «авторские приметы» — сюжет и беспредметность, подкупающая искренность трагизма — и язвительный черный юмор...«Планета мистера Сэммлера» — это уникальное слияние классического стиля с постмодернистским авангардом. Говоря о цивилизации США как о цивилизации, лишенной будущего, автор от лица главного персонажа книги Сэммлера заявляет, что человечество не может существовать без будущего и настойчиво ищет объяснения хода истории.


Блондинка

Она была воплощением Блондинки. Идеалом Блондинки.Она была — БЛОНДИНКОЙ.Она была — НЕСЧАСТНА.Она была — ЛЕГЕНДОЙ. А умерев, стала БОГИНЕЙ.КАКОЙ же она была?Возможно, такой, какой увидела ее в своем отчаянном, потрясающем романе Джойс Кэрол Оутс? Потому что роман «Блондинка» — это самое, наверное, необычное, искреннее и страшное жизнеописание великой Мэрилин.Правда — или вымысел?Или — тончайшее нервное сочетание вымысла и правды?Иногда — поверьте! — это уже не важно…


Двойной язык

«Двойной язык» – последнее произведение Уильяма Голдинга. Произведение обманчиво «историчное», обманчиво «упрощенное для восприятия». Однако история дельфийской пифии, болезненно и остро пытающейся осознать свое место в мире и свой путь во времени и пространстве, притягивает читателя точно странный магнит. Притягивает – и удерживает в микрокосме текста. Потому что – может, и есть пророки в своем отечестве, но жребий признанных – тяжелее судьбы гонимых…