Джек из Ньюбери - [13]

- Что такое? Начало света, сударыня, это сотворение детей. Если я этого не смогу делать, прогоните меня из кровати как неспособного и пошлите за церковным сторожем.

Едва он это проговорил, как священник из Спина просунул в дверь голову в своей четырехуголке [3]. Увидев за столом вдову, он извинился и вошел.

Она сказала:

- За неимением церковного сторожа, вот и сам священник. Если он вам нужен...

- Прекрасно, - сказал кожевник, - таким образом нам не нужно будет далеко итти, чтобы нас повенчали.

- Сударь, - сказал священник, - я сделаю все наилучшим образом там, где это надлежит.

- Что вы хотите сказать? - спросил кожевник.

- Да то, что сам хочу на ней жениться, - сказал священник.

- Увы, - сказала вдова, - ласточка не делает еще весны, а встреча - свадьбы. Я наткнулась на вас случайно, и ничего не принесла для свадьбы.

- Я предполагал, однакоже, - сказал кожевник, - что вы пришли с глазами, чтобы видеть, с языком, чтобы говорить, с ушами, чтобы слышать, с руками, чтобы трогать, и с ногами, чтобы ходить.

- Я принесла свои глаза, - сказала она, - чтобы различать цвета, свой язык, чтобы отвечать "нет" на вопросы, которых я не люблю, свои уши, чтобы отличить лесть от истинной дружбы, и свои ноги, чтобы убежать от тех, кто хочет причинить мне зло.

- Итак, - сказал священник, - раз вы остаетесь здесь, значит, никто из нас вам не противен.

- Сохрани меня бог опорачивать моих друзей, - сказала вдова, - а я вас всех считаю за таковых.

- Но есть разного рода друзья, - сказал священник.

- Это верно. Вас я люблю за ваше положение, кожевника - за его учтивость, остальных - за приятную компанию.

- Этого недостаточно, - сказал священник. - Дабы не было никаких сомнений, выпейте-ка за того, кого предпочитает ваше сердце.

- Как, - сказал кожевник, - вы, значит, надеетесь на ее любовь?

- Конечно, как и всякий другой!

- В таком случае садитесь-ка с нами. Вы разделяете мое желание и должны разделить с нами угощенье. Итак, сударыня, ради бога, сделайте так, как того хочет господин священник.

- Вы в таком добром расположении, - сказала вдова, - что мне хочется удовлетворить вашу просьбу, только бы мой выбор не вызвал ссоры, и мне действительно было бы дано разрешение обнаружить, кого я предпочитаю.

- Да, - сказал священник, - кто бы это ни был, я буду удовлетворен.

- И я также, - сказал кожевник.

- Так вот, - сказала она, - этот кубок красного подслащенного вина я пью за сына музыканта.

- Как! Разве вы его любите больше всех! - сказал священник.

- Я люблю больше всего тех, кто не спорит, когда с ними расплачиваешься.

- Нет-нет, вдова, - сказали они, - мы хотим, чтобы вы выпили за того, кого больше всего любите, имея в виду замужество.

- Ах, - сказала вдова, - вы должны были бы сказать это раньше, ведь совершенно неприлично для женщины публично сознаваться в своей тайной привязанности. Если хотите говорить о свадьбе, приходите тот и другой ко мне в следующий четверг. Вы будете желанными, гостями и, кроме того, узнаете о моих намерениях. Благодарю вас, господа, и до свидания.

Уплатив за угощение и расплатившись с музыкантами, они все вместе ушли, - кожевник - к себе в Уилингфорд, священник - в Спин, а вдова - к себе домой, где с обычной степенностью принялась за свои дела. В следующий четверг она разукрасила свой дом и сама нарядилась в лучшее платье. Портной, отнюдь не забывая своего обещания, прислал вдове хорошую, жирную свинью и гуся. Священник, обладая также хорошей памятью, велел отнести к ней пару толстых кроликов и каплуна. Кожевник пришел сам с хорошей бараньей ногой и полдюжиной цыплят. Он захватил с собою, кроме того, галлон вина и полфунта лучшего сахара.

Вдова получила всю эту провизию и дала ее приготовить своей кухарке. Когда наступил час обеда, все было накрыто и приготовлено достаточно прилично.

Наконец, пришли гости, и вдова встретила их самым приветливым образом. Священник и кожевник, увидав портного, спрашивали себя, что же он-то тут делает. Портной в свою очередь изумлялся их присутствию здесь. Пока они так, пристально и недружелюбно, разглядывали друг друга, вдова, наконец, вышла из кухни; на ней было великолепное платье с длинным шлейфом, все усеянное серебром, на голове белый чепчик с длинными концами из тончайшего кружева, фартук на ней был белый, как падающий снег. Тогда весьма скромно. она сделала им реверанс и попросила их сесть. Но так как они стали соперничать друг перед другом в учтивости, вдова с улыбкой взяла священника за руку и сказала ему:

- Сударь, как высшей духовной особе вам надлежит занять за столом лучшее место; прошу вас сесть там, где стоит скамейка. Вам, сударь, - сказала она кожевнику, - как человеку зрелых лет, богатому опытом, надлежит оказывать больше чести, чем молодым людям, эти холостяки далеко еще уступают вам в вашей степенности. Садитесь же с этой стороны стола, рядом со священником.

Подойдя затем к портному, она сказала:

- Молодой человек, хотя вы пришли и последним, но я так же вам рада, как если бы вы были первым. Ваше место определяется само собой, возьмите подушку и садитесь. Теперь же, - прибавила она, - чтобы дополнить стол и следовать пословице: "Без четырех углов изба не стоит", я, если вы позволите, позову одну кумушку, чтобы занять пустое место.