Джек и Фасолька - [56]

— Дождь утихает? — спросила она.

— Вроде бы, — улыбнулась Эстер.

— Это север пугает нас, — сказала официантка. — Хотите посмотреть меню или вы зашли просто выпить коктейль?

— Я выпью, — сказала Эстер, — а вы, мистер Хоуп? Выпьем за мою удачу, а?

— Вы, наверное, выиграли в лотерею? — спросила официантка улыбаясь.

— Вроде этого, дорогуша, — ответила Эстер. — Мне, пожалуйста, «Джонни Уокер Блэк» со льдом.

— А вам, сэр?

— То же самое с содовой.

— Принести меню?

— Да, будьте добры, — сказал я.

Когда официантка отошла от стола, Эстер сказала:

— Лумис хочет тысячу баксов за оформление сделки. Вы думаете, это много?

— Я не знаю, сколько времени он затратил на это.

— Сколько бы времени он ни затратил, мне кажется, это много. А сколько запросили бы вы?

— Я не могу так сказать, мне нужно подсчитать часы. У нас почасовая оплата.

— Правда? — спросила она и улыбнулась. — И у меня тоже. Сколько вы получаете за час?

— Сто долларов.

— Дай пожать твою руку, друг. — И она протянула мне руку через стол.

Вернулась официантка с напитками и меню.

— Посмотрите пока. — И снова отошла от стола.

Эстер подняла стакан.

— За туманные дни и прекрасные ночи, — сказала она. — «Джонни Уокер Блэк», как он? Не думала, что когда-нибудь буду пить днем. — Она чокнулась со мной. — Знаете, чего мне стоило заполучить эти четыре тысячи долларов?

— Сорок, — поправил я.

— Ну, это было бы хамством. Знаете, я не держала в руках и сотни целиком. Я считаю, нужно делить так: семьдесят и тридцать, сказано — сделано. Бобби платит за мою одежду, квартиру и дает мне карманные деньги. Семьдесят на тридцать, я так считаю.

— А кто получает семьдесят?

— О, конечно, Бобби, танцовщик, он суров, но справедлив. Эти подлецы забирают все, что я зарабатываю, они покупают мне только одежду для работы — набедренную повязку и лифчик. Такой характер и у Лумиса, он ведет себя как подлец, хочет получить двадцать пять процентов. Мне кажется, это много. Эта бумага, которую он написал, в основном стандартная, верно?

— В основном да.

— Сколько часов он потратил на нее, как по-вашему?

— Не представляю.

— Вы думаете, он тоже получает сто долларов в час?

— Возможно, семьдесят пять, в Ананбурге, я имею в виду. Возможно, даже меньше.

— Думаете, пятьдесят?

— Может быть.

— Это значит, что на меня он затратил двадцать часов? Не понимаю, почему так много? А вы?

— Ну, вам лучше поговорить с ним.

— Я думаю предложить ему пять сотен. Это мне кажется правильным. Хотите еще выпить?

— Я думаю, нам следует быть в форме.

— Конечно, но мне, во всяком случае, хотелось бы еще, — сказала она и повернулась со стаканом к официантке. Официантка кивнула ей в ответ. — Вчера я ездила смотреть отцовскую ферму, — сказала она. — Вы видели ее? Этот дом все равно что ничего, он всюду протекает. Здесь постоянно такие дожди?

— В летние месяцы.

— Портовый бордель в Хаустоне выглядит лучше, чем папин дом. Кто-то застрелил его, да?

— Да.

— Интересно кто, — сказала она равнодушно и обернулась к официантке, которая в этот момент принесла еще две порции. — Дорогуша, мы заказывали только одну, — сказала она, — но оставь и вторую, она не помешает. Через минуту мы будем готовы сделать заказ. — Она подняла вновь принесенный стакан и сказала: — За туманные дни и прекрасные ночи. — И взяла меню. — Я хочу только гамбургер с жареной картошкой, но вы выбирайте и заказывайте, что хотите, я угощаю. Вы думаете, кто-нибудь еще вздумает купить эту ферму? Мне бы хотелось продать ее. И тогда я смогла бы создать собственную службу сопровождения. Я попала в это дело по объявлению о том, что нужна привлекательная молодая девушка для службы сопровождения. Я считала это абсолютно законным, какой дьявол знал? После окончания средней школы я ничего такого не знала, моя мать еще была жива. Она бросила отца, когда мне было лет шесть или семь, и увезла меня в Нью-Орлеан. Мама играла в джазе на пианино, конечно, не на Бурбон-стрит, она не была великой пианисткой. Итак, я пошла встретиться с типом, который отбирал девушек в службу сопровождения. Он сказал, что я выгляжу очень элегантно и что ему как раз нужна блестящая собеседница, которая могла бы пойти в дорогой ресторан с заезжим воротилой. Мне было восемнадцать, и я впервые узнала, что выгляжу элегантно. Правда, тогда я была более крепкой, с тех пор я сильно похудела. Я выгляжу толстой?

— Нет, вы выглядите замечательно.

— Без одежды я немного пышнее — ну, упитаннее, как говорится. Вот так я получила работу и пошла в отель, где меня ждал воротила, чтобы пойти в дорогой ресторан для светской беседы. Но первое, что он сказал, когда я вошла в его номер, было: «Раздевайся, малышка». Хотя я не была девственницей, в Нью-Орлеане таких в восемнадцать лет не сыщешь, но оставалась еще совершенно неиспорченной. Раздеться? Я сказала, что пришла пообедать с ним и побеседовать, а он положил на комод стодолларовую банкноту, расстегнул ширинку и предложил пообедать «этим». Пришлось раздеться. Вот что собой представляла служба сопровождения. Это был тайный бордель. С тех пор как закрыли Сторвилл, в Нью-Орлеане не было официального борделя. Были массажные салоны или служба сопровождения, называйте как хотите, кому надо, тот найдет вас, и вы будете торговать собой в баре каждую ночь и как чуда ждать возможности остаться одной.