Джек-Брильянт: Печальная история гангстера - [73]

— Значит, думаешь, это Гусь? — спросил его Джек.

— Кто ж еще.

— Может, ты и прав. А может, просто какой-нибудь одноглазый турист. Туристы ведь всегда мной интересуются.

— Лучше перестраховаться.

— Верно, с Гусем шутки плохи. Если он где-то здесь, от него не спрячешься. Зря я стою у окна.

— По вечерам куда-нибудь ездишь?

— Нет, здесь торчу. Но сегодня надо выпить. Сейчас поедем.

— Возьмите меня с собой, — сказала Кики.

Она сидела с ногами на кушетке — без чулок, в шлепанцах. Лихач проглотил слюну: «Хороша».

— Нет, — сказал Джек, — ты останешься дома.

— Не хочу я оставаться здесь одна.

— Я вызову тебе соседку.

— Нужна мне эта старая корова.

— Будет с кем словом перекинуться. Мы ненадолго.

— Куда вы едете?

— Недалеко. Позвоним и вернемся.

— Знаю я тебя, на всю ночь закатитесь.

— Мэрион, не занудствуй.

— Я возвращаюсь в Чикаго.

— Твое варьете закрылось.

— Оно что, по-твоему, единственное?

— С нами ты ехать не можешь. Я привезу тебе спагетти.

— Помираю со скуки.

— Вернусь — мы что-нибудь придумаем. Поедим спагетти.

— Хочется музыку послушать.

— Включи себе радио. Поставь пластинку.

— «Радио»! «Пластинку»! Осточертело! Слышишь, осточертело!

— Вот это уже лучше. Выпей шерри.

Фогарти допил двойное виски, Джек — черный кофе с ромом, и они вышли из дому через заднюю дверь. Джек остановился.

— Поедем на твоей, — сказал он. — Никто не станет искать меня в этой колымаге.

— А меня за это время никто не искал?

— Пока нет. Но в любой момент могут нагрянуть. Не волнуйся, рано или поздно они до тебя все равно доберутся, но сегодня вечером никто на твою свободу не покушается. Можешь поверить нам с Маркусом. Он сейчас в Солпо, неподалеку. Приехал, когда началась вся эта катавасия. Мы с ним беседовали как раз перед твоим приездом. Я рад, что ты приехал, старина.

И Джек похлопал Фогарти по плечу. Старенький «студебекер» громыхал по шоссе. Вспомнив, что он собирался порвать с Джеком, Фогарти улыбнулся. Приходят же дурацкие мысли в голову!

Выходя из дому, Джек достал из шкафа в коридоре охотничью винтовку, зарядил ее пулями с мягкой насадкой и бросил на заднее сиденье. Иметь при себе пистолет было в его положении опасно. Он был в сером пальто, мягкой шляпе и темно-бордовом галстуке с черной булавкой. Не чета тебе, Фогарти, шпане в свалявшемся свитере и в мятых штанах, в которых ты проспал всю неделю.

— Это как собачьи бега, — заметил Джек.

— Что? — не понял Фогарти, решив, что собака — это он.

— То, что происходит. Я — заяц. А они всей сворой за мной гонятся. Вопрос только в том, кто схватит первым.

— Зайца не так-то просто поймать. Собаки большей частью возвращаются ни с чем.

— Не скажи. Сейчас еще и федералов на меня натравили. И штат, и вся полиция Восточного побережья, будь они прокляты, и Бьондо с его дружками-итальяшками, и банда Чарли-Счастливчика, а теперь, вот видишь, еще и Мюррей здесь рыскает. Что в Мюррее хорошо, он никогда не сообразит, как разыскать свою жертву. Если разыщет — пиши пропало. Но если не навести его на след, он целый месяц будет стоять перед дверью и думать: позвонить в звонок или нет.

— Может, тебе самое время податься в бега?

— Куда там. Они с меня глаз не спускают. Давай-ка лучше прикинем, как дальше действовать. Э, да у тебя движок перегрелся!

Когда они свернули с шоссе Акра — Катскилл и въехали на стоянку перед придорожным рестораном «Аратога», стрелка датчика действительно приближалась к двумстам двадцати. Фогарти поднял крышку капота — пусть мотор «подышет», проветрится, и, держа в каждом кармане по пистолету, вошел в ресторан вслед за Джеком, которому в голову не могло прийти, что его друг вооружен. Фогарти ждал встречи с Мюрреем, но среди двенадцати человек, сидевших за стойкой бара, ни одного одноглазого вроде бы не было. Музыка не играла, оркестр ушел на перерыв. Фогарти спросил Дика Фигана, бармена, в свои двадцать пять лет уже облысевшего, видел ли тот Мюррея. Фиган ответил, что Гуся не видел уже несколько месяцев, и Джек направился к телефону. Фогарти вышел на улицу, залил литра четыре воды в радиатор, а когда вернулся, то обнаружил, что Джек, вместо того чтобы звонить, пьет минеральную воду и разговаривает о боксе с кларнетистом.

— Я на Логране семь тысяч проиграл, — говорил Джек. — Думал, лучше его нет, поставил семь к пяти, а он всего три раунда продержался. Акула его измочалил. «Дайте мне сесть, не знаю, где я», — говорит. А потом через канаты полез. Последний раз ставлю на боксера из Филадельфии.

Джек готов был говорить с кем угодно о чем угодно. И когда угодно. Неудивительно, что все его так любили.

— Семь тысяч… — Кларнетист вздохнул.

— Представляешь? Псих, да?

Казалось, Джек назвал эту сумму по ошибке. Он никогда не уточнял, сколько денег проиграно или выиграно. Почему же он оговорился? Должно быть, нервничает. Джек вернулся к телефону и набрал еще один номер.

— Говорит, он проиграл семь штук за один матч, — сообщил кларнетист Фогарти.

— Очень может быть. Он всегда много ставил.

— Что было, то было…

Такое впечатление, что речь идет о покойнике. «Сейчас он лежит в гробу, а бывало…» Тут Фогарти почему-то подумал о Мюррее, о том, как Гусь сейчас крадется к двери, и ему стало не по себе. Нет, Гусю бы пришлось пройти через стеклянную веранду, и Фогарти наверняка его бы заметил. С чего Фогарти взял, что Гусь решил заявиться в тот самый кабак, где именно сейчас находится Джек? Или он решил, что Мюррей их выследил? Ехал за ними следом? Или устроил засаду, ждал где-то поблизости?