Джаз-Банда - [12]

— Точно, слажал, — смущенно признался товарищам Пузцо, — надо больше репетировать.

После этих правильных слов троица быстро запрыгнула в свои ЗИМы и исчезла в клубах пыли так же быстро, как появилась. Рокот машин стремительно удалялся, и вскоре в воздухе повисла долгожданная тишина, нарушаемая, как и раньше, только шепотом морских волн. Почти стемнело, и в море расплывчато читалось очертание растущей луны.

— Опять двадцать пять! — всплеснул руками старый сторож, который будто и не слышал всей пистолетной симфонии, которую Пастух и бригада исполнили тут несколько минут назад.

— Это сколько ж работы. Все ездют и ездют. А потом убирай их! Мне за это деньгов не плотют. И чего им дома не сидится?

Ворча и чертыхаясь, дед зашел обратно в будку и вернулся с лопатой и канистрой бензина. Медленно и планомерно он загрузил все трупы в один из трофейных «гелендвагенов», попутно отгоняя заинтересовавшихся его делами чаек. Закончив погрузку, сторож уверенно сел в машину и, утерев пот со лба, пропел неожиданно сильным басом:

— Эх, полным-полна моя коробочка…

Но на этом дедовский концерт не закончился. Игривый сторож подмигнул как старым подельникам наблюдающим за ним с плаката Орловой и Утесову и, напевая: «Удивительный вопрос — почему я труповоз?», поехал по неприметной узкой дорожке, которая петляла от шлагбаума прямо в синие горы.

Проехав небольшое расстояние, старик очутился в широком ущелье. Перед ним открывалось здоровенное плато, по половине периметра которого стояли сгоревшие иномарки. Некоторые еще скудно тлели, а в разные стороны от них разбегались невзрачные могилки. Сторож, кряхтя, вылез и начал копать новую яму. Не успел он проработать и пяти минут, как над горами взмыли залпы салюта и послышалась громкая веселая музыка. В Южноморске начался концерт «Веселой бригады».

ГЛАВА 8 Как порадовать фанатов хорошим концертом

На главной площади южного городка кипело веселье. Создавалось впечатление, что проводить субботний вечер бурными криками и плясками пришел весь Южноморск. В центре площади находилась сцена, на которой бесновалась «Веселая бригада». Пятеро музыкантов с Пастухом в лидерах в пятый раз исполняли на бис свой главный хит, и вся площадь пела в унисон джазменам.

За инструментами на сцене скакали раскрасневшиеся от собственного драйва Саныч с большим черным контрабасом и Автогеныч у высокой клавишной стойки, а Пузцо в абсолютно мокрой рубашке лупасил что есть мочи по барабанам. Ну и конечно, правили балом яростно раздувающий щеки трубач Ромеро и Пастух, успевающий и петь, и выдавать сочные рулады на своем саксофоне. Возле сцены, словно голодные акулы, бурлили фанатки. Они кричали, визжали, пытались подняться на сцену вопреки всем противостояниям охраны, хватали Пастуха за ноги и, срывая с себя майки, клялись ему в вечной любви.

Прямо напротив сцены, в конце площади возвышалась VIP-трибуна, на которой важно восседало правительство города. Толстые чиновники лениво вытирали пот со лбов, отбывая концертную повинность, и каждые пять минут посматривали на часы в ожидании финала действа. Их ярко напомаженные матроны, наоборот, с интересом наблюдали за тем, что творится на сцене, на заднике которой гордо красовалась надпись: «Сегодня он играет джаз — а завтра Родину спасет!»

— Зина, ты посмотри на этих дур малолетних, — завела худая матрона, вся в золоте, скривив рот в осуждающей ухмылке. — Визжат как свиньи, за ноги Костю хватают. Того и гляди — стащат и оттрахают.

— Да ладно тебе, Клавдия, — хихикнула полная розовощекая баба в ярко-синем платье, щедро усыпанном стразами Сваровски. — Мне бы скинуть чутка, я бы сама сейчас там, у сцены, скакала бы и скалилась, как голодная собака.

У Зины были длинные светлые волосы, часть которых она небрежно убрала в пучок на затылке. Остальные, как липкие веревки, спускались по ее плечам прямо на пышные прелести, которые вздымались так судорожно и часто, что, казалось, вот-вот синее, сильно обтягивающее платье с треском лопнет и куски его разлетятся в разные стороны.

— Чего скинуть-то, Зинушка? — ехидно поддела подругу худышка в белоснежном пиджаке.

Она была настолько худа и суха, что походила на пересушенную рыбу. Пиджак ее был на пару размеров больше, и поэтому плечи казались непропорционально широкими. Выглядело все это довольно комично. Клавдия то и дело поглядывала на себя в зеркальце, подкрашивая свои тонкие, как ниточки, губы сомнительного цвета помадой. Вот и сейчас она опять достала свою увесистую косметичку и с интересом рассматривала собственное отражение.

— Так что, Зинуля, скинуть? Годиков или килограммчиков дцать?

— Ой, уела, блин! Иди ты, дорогая моя, — обиженно затарахтела толстушка. — Джаз, между прочим, — музыка для толстых.

— Да тихо вы, вороны, раскаркались тут! — шикнул в их сторону полковник милиции Кузьмич.

Седеющий и тощий, он выглядел так, будто не доедает и половины дневного рациона. Большие грустные глаза делали его похожим на собаку, вечно просящую у стола кость. Собственно, реденькие усы никоим образом не меняли его образа и складывающегося впечатления.

— Иваныч, — уныло обратился он к мэру города Южноморска, склонившись к его уху, — Иваныч, у КПП сегодня опять была стрельба, десять трупов, не меньше, а то и больше. Два джипа — трофеи.