Джакомо Казанова и Екатерина II - [4]

После этого Казанове оставалось лишь почтительно склонить голову, а императрица величественно удалилась. Удалился и граф Панин, даже не удостоив Казанову каким-нибудь ободрительным жестом. Это было полное поражение, и оно надолго осталось занозой в сердце нашего просвещенного европейца. Казанова явно намеревался пробиться в фавориты Екатерины, но он вдруг обнаружил одно ужасное обстоятельство: в Санкт-Петербурге привечали лишь тех иностранцев, которые приезжали в Россию по приглашению.

Казанова потом написал: «В России уважительно относятся только к тем, кого нарочно пригласили. Тех, кто прибыл по своей охоте, ни во что не ставят. Может, они и правы».

Но Казанова не сдавался и вел настоящую охоту за императрицей. В результате в прямых отношениях с ней Казанова находился не более четырех или пяти раз, но зато он употребил целый год на изучение ее ума и характера, всматриваясь в то, что она делала. Казанова ни разу не наблюдал за Екатериной в то время, когда она вела совещания по государственным делам, ни тогда, когда она работала одна или с кем-либо из своих секретарей, но он раз сто ее видел на публичных выездах, в театре, на придворных приемах, на прогулках и т. д. И он всегда замечал на ее прекрасном и благородном лице отпечаток спокойствия духа и внутренней уверенности. Конечно, это могло быть следствием воспитания, но чтобы русская императрица всегда была в состоянии держаться этого великого принципа, она должна была обладать чрезвычайно редким умом и энергией – энергией, какой Казанова не встречал еще ни у одного правителя.

В своих воспоминаниях Казанова дает нам сравнение между Фридрихом II, которого он незадолго до того видел в Берлине, и Екатериной. И он констатировал, что доступ к императрице Екатерине и доступ к королю Пруссии были диаметрально противоположны. Казалось, Фридрих находил удовольствие в том, чтобы неожиданными вопросами приводить в смущение иностранца, добившегося чести вступить с ним в разговор. Этим он отнимал у своего собеседника смелость или задевал его самолюбие, так что нередко и сам мог быть введен в заблуждение. Екатерина же, всегда поощрявшая собеседника всеми внешними знаками благосклонности, могла только выиграть от этого. И получается, что Екатерина была проницательнее Фридриха. Согласно Казанове, если бы потомки вздумали оценить по достоинству заслуги Екатерины и Фридриха, то им пришлось бы признать, что Фридриха очень часто баловало счастье, тогда как этого вовсе нельзя сказать о Екатерине, для которой счастье, по-видимому, никогда ничего не делало. Богиня удачи Фортуна не может иметь влияния на тех, кто принимает меры против ее непостоянства, и из истории не видно, чтобы Екатерина Великая когда-либо воздвигала ей алтари.

Она ничего не делала иначе, как по политическому расчету, в котором наибольшая часть вероятностей была благоприятна для нее. До ее восшествия на престол в 1762 году вся Европа считала великими такие дела, которыми Екатерина пренебрегала или осуществить которые она могла бы без труда. С другой стороны, она доказала, что предприятия, которые та же Европа считала невозможными, в действительности были очень возможны, потому что она бралась за них и осуществляла их с большим успехом.

И Казанове пришлось оставить мечты покорить своим умом императрицу, которая сама во всем проявляла выдающийся ум. Екатерина Великая скончалась 17 ноября 1796 года.

Казанова пережил ее на два года. Узнав о смерти русской императрицы, он признал – Екатерина Великая оказалась единственной женщиной в его жизни, которая вообще никак не отреагировала на его чары.

…Летом в Петербурге можно знать о наступлении вечера только по заревому пушечному выстрелу; без того нельзя знать об этом наверно, ибо в летнюю пору ночи не бывает. В полночь вы можете читать письмо без свечки. Явление удивительное, не правда ли? Я согласен; но оно надоедает ужасно. Шутка плоха, когда она слишком длинна. Кто может равнодушно вынести безконечный день из целых семи недель?....

Крещенский парад Императрицы Екатерины II 1727 год.

Скажу несколько слов о небольшой поездке, которую я сделал в окрестностях Петербурга. Это было по случаю большого смотра пехотных войск, на котором присутствовал весь двор. Квартиры заранее были заняты для главнейших офицеров и придворных дам; а потому мудрено было достать себе удобное помещение на пространстве трех миль в окружности. Самая бедная деревушка в любом краю западной Европы есть чудо великолепия в сравнении с русскими селениями, состоящими сплошь из лачуг и хлевов, где нечистота является наименьшим неудобством. Поэтому я решился избрать убежищем свою карету, откуда и не выходил. В моем просторном и покойном дормезе я даже принимал визиты.

Заира

Как-то раз, прогуливаясь в Екатерингофе со своим новым другом Степаном Степановичем Зиновьевым, будущим послом России в Испании, он увидел крестьянку изумительной красоты.

Она испугалась прилично одетых незнакомцев и убежала в избу. Мужчины вошли за ней следом. В темной горнице находились отец, мать и дочь. Девушка была как раз во вкусе Казановы: «Грудь ее еще наливалась, ей было всего тринадцать лет, и не было приметно явственных следов созревания. Бела, как снег, а черные волосы еще пущий блеск придавали белизне». Казанова переговорил с Зиновьевым, а тот перевел отцу: барин-иностранец хочет взять его дочь в услужение, с исполнением супружеских обязанностей. Отец почесал в затылке и ответил: – Сто рублев. – Почему так дорого? – За девство.