Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь - [8]

Сэлинджер предложение отца принял. По большому счету после вынужденного ухода из университета выбора у него не было. Так что в начале апреля 1937 года он отправился в Европу, где провел целый год.

Заехав ненадолго в Лондон и Париж, Сэлинджер на десять месяцев поселился в Вене. Там он жил в еврейском квартале, в семье, атмосфера которой полностью его очаровала. С девушкой из этой семьи у Джерри завязался первый в его жизни серьезный роман. Об этом австрийском семействе мы знаем очень мало: разве лишь то, что Сэлинджер до конца жизни видел в нем идеал чистоты и порядочности. Позднее он со все более нежными чувствами вспоминал своих австрийских хозяев, противопоставлял жизнь в родительском доме семейному счастью, свидетелем которого он оказался в Вене. Годы спустя Сэлинджер рассказывал Хемингуэю о целомудренной красоте девушки, которую он там любил. В период послевоенной душевной подавленности Сэлинджер напрасно пытался разыскать ее в Австрии. В 1948 году он сделал эту девушку героиней рассказа «Знакомая девчонка».

Пока Сэлинджер был поглощен своим австрийским увлечением, его польский работодатель Оскар Робинсон скончался от сердечного приступа в одном из венских казино, как говорят, сразу после крупного выигрыша в рулетку. После его смерти Сэлинджер получил от отца указание отправиться на север Польши в город Быдгощ.

Там он остановился в служебной гостинице при мясоперерабатывающей фабрике Робинсона и начал знакомиться с основами отцовского мясоторгового бизнеса. Встав до зари, он приходил на бойню ко времени, когда туда подтягивались крестьяне из окрестных деревень. Каждое утро он вынужден был присутствовать при забое и разделке свиней, которым выпадала судьба прибыть на американский рынок в виде «консервированной ветчины для пикников». К Сэлинджеру был приставлен «мастер забоя» — он обожал стрелять из ружья по электрическим лампочкам поверх визжащего свиного стада и по птицам, посмевшим попасться ему на глаза. Очень скоро Джерри пришел к убеждению, что, какие бы блага ни сулила ему карьера торговца мясом, если он займется ею, у него перед глазами вечно будет стоять зрелище растерзанных свиней. Единственный урок, вынесенный Сэлинджером из пребывания в Польше, заключался в том, что отцовский бизнес не для него.

В 1944 году Сэлинджер писал, что, желая приобщить сына к семейному бизнесу, родители «силой услали» его в Польшу «резать свиней». Редактор журнала «Нью-Йоркер» Уильям Максуэлл в 1951 году, в свою очередь, отметил, что, как бы ни противна была Сэлинджеру попытка отца навязать ему выбор жизненного пути, «для писателя исключительно ценен любой опыт, положительный или отрицательный»¹⁴. При этом надо помнить, свидетелем каких европейских событий стал Сэлинджер. Атмосфера страха, явственно ощущавшаяся в Австрии и Польше, глубоко подействовала на будущего писателя, омрачив даже самые светлые воспоминания.

Сэлинджер оказался в Европе в переломный момент ее истории. В 1938 году она стремительно скатывалась в пучину Второй мировой войны. Когда Сэлинджер жил в Вене, к власти в Австрии рвались нацисты, выпущенные из тюрем головорезы из числа членов Нацистской партии терроризировали столичные улицы: прохожих, заподозренных в том, что они евреи, заставляли под издевки зевак чистить сточные канавы; принадлежащие евреям дома, магазины и кафе становились добычей мародеров. Наблюдая за всем этим, Сэлинджер испытывал страх не столько за себя, сколько за своих венских друзей. Сам он в любой момент мог уехать из Австрии, а приютившая его еврейская семья такой возможности не имела. Еще прежде чем Сэлинджер возвратился в Нью-Йорк, Германия ввела в Австрию войска и Австрия прекратила существование как самостоятельное государство. Во время войны все венские друзья Сэлинджера были уничтожены.

Поляки, когда к ним попал Сэлинджер, пребывали в тревожном ожидании, испуганно наблюдая за тем, что творится в Австрии. Из тех, с кем вместе он работал на бойне, мало кто пережил войну.

Девятого марта 1938 года в Саутгемптоне Сэлинджер поднялся на борт океанского лайнера «Иль-де-Франс», в тот же день отплывшего в Соединенные Штаты. Он был рад снова оказаться в родительской квартире на Парк-авеню, вдали от предвоенных потрясений. Уильям Максуэлл прав, говоря о значении для будущего писателя опыта, приобретенного в Европе. Пусть поездка не оправдала надежд, которые возлагал на нее Соломон. Пусть Сэлинджер вернулся из нее с еще менее ясными планами на будущее, чем были у него перед отъездом; но, пожив среди европейцев, чья жизнь столь разительно отличалась от его собственной и протекала в условиях каждодневной борьбы и смертельной опасности, он научился ценить и понимать людей, которые прежде были ему безразличны. Эта перемена в отношении к людям особенно заметно проявилась, когда во время войны он сражался в Германии.

Проведя год в Европе, Сэлинджер лучше узнал немецкую культуру и немецкий язык, а также самих немцев — и усвоил ||.млмчие между немецкими нацистами и немцами, достойными всяческого восхищения.

Осеныо 1938 года Сэлинджер поступил в Урсинус-колледж, расположенный в пенсильванской глуши неподалеку от училища Вэлли-Фордж. Выбор этого учебного заведения был далеко не очевидным. Колледж существовал на средства немецкой реформатской церкви, поэтому большинство соучеников Сэлинджера происходили из семей выходцев из Германии. Все студенты колледжа были обязаны носить нашивки с именем и фамилией, а при встрече в кампусе установленным образом приветствовать друг друга. Обстановка, царившая в этом маленьком провинциальном колледже, была абсолютно непривычна для юноши с Манхэттена.