Дьюри, или Когда арба перевернется - [4]

Шрифт
Интервал

– У неё так же странно ходят ягодицы, как у Ицы, – вдруг промелькнуло в голове у Дьюри. – И сложена она почти так же… Интересно, она ещё девушка? В этом возрасте Ица уже…

Дежурная остановилась у двери:

– Можете войти…

– Спасибо…

Девушка опустила голову, а Дьюри вдруг опомнился: «Боже мой, о чём я думаю! Я совершенно потерял голову».

– Только недолго, пожалуйста, – мягко, но настойчиво проговорила медсестра.

– Хорошо, хорошо… Я недолго, – машинально пробубнил Дьюри именно то, что и должен был сказать в данной ситуации, и желая только побыстрее остаться с Ицей наедине.

Большая комната разделена на маленькие закутки с помощью развешенных простынь, в каждом из отсеков помещалась только кровать да медицинские приборы. У Дьюри задрожали ноги, он оглянулся по сторонам, словно в поисках некой опоры. Комната была безлюдна. Он растерялся на мгновение, но, поняв, что помощи ждать не от кого, собрался и медленно вошёл в закуток, указанный дежурной сестрой. Ица лежала на кровати. Множество трубочек и проводов соединяли её с приборами. «А что нас соединяет?», – вдруг промелькнуло у Дьюри, но он и самому себе честно не мог ответить на задаваемый вопрос. Больше он уже ни о чём не думал. Не было ни сил, ни даже желания искать какой-то ответ. Он давно привык жить, как жилось, плыть по течению, отдаваться силе волн. Бледное лицо Ицы спокойно, глаза закрыты. Дьюри не мог оторвать от неё своего взгляда. Обычно, когда Ица принимала решение, которое должна была сообщить Дьюри, лицо её становилось спокойным, но бледным, поэтому и сейчас он ждал, что вот-вот она откроет глаза и произнесёт своё очередное решение, скорее всего, для него неприятное. Ему показалось, что молчание длилось вечно. И когда терпение лопнуло, ему вдруг захотелось как-то прояснить ситуацию:

– Так больше не может продолжаться…

Бледная Ица молчала. А Дьюри вновь почувствовал, что совершенно обессилел. Он опустился на пол возле кровати. Опять нахлынули воспоминания. Дождавшись, когда Чилла уйдёт в школу, Дьюри вышел из спальни. Ица убирала со стола, делая вид, что не замечает его.

– Доброе утро, – произнёс Дьюри, стараясь говорить по возможности спокойно.

Ица не ответила, как будто его вовсе не было в комнате, хотя, возможно, и была настолько погружена в свои мысли, что не замечала вокруг себя ничего и никого. Вновь возникла мучительная мысль: «Значит, не приснилось». А вслух сердито произнёс:

– Может, увидишь меня?

– Да, прости… Дьюри, я ухожу…

Дьюри посмотрел на неё пристально. Побелевшее лицо Ицы напоминало ему маску. Из практики своей семейной жизни он знал, что с маской не стоит спорить, она его не слышит, но и отказаться от желания уговорить её не мог.

– Куда? – спросил он.

– Да не всё ли равно, – ответила Ица.

– Нет. Конечно, нет. Ица, я тебя не понимаю, у меня страшно болит голова, поговорим в другой раз. Хорошо? Который час? Ох! Я опаздываю в контору… Есть, не буду, прости…

Ица опустила голову, а потом совсем тихим голосом произнесла:

– Другого раза не будет.

Дьюри не то не расслышал, не то, боясь услышать правду, сделал вид, что не слышит, и быстро вышел. Когда он вернулся с адвокатской конторы после работы, Ицы не было. На столе лежала небольшая записка. Дьюри схватил её и начал читать:

Дьюри, прости!

Я знаю, что во многом виновата перед тобой, но я так больше не могу жить. Я тебя предупреждала, что я не могу жить без любви. Но ты настаивал. Я сдалась под твоим напором и вот… Видно, недостаточно, когда любит только один из супругов. Когда устроюсь, заберу к себе Чиллу. Прощай и не ищи меня.

Ица.

С трудом дочитав записку, он как подкошенный сел на первый попавшийся стул, но просидел на нём недолго. Мысли и чувства его менялись от мести до мольбы. Выбежав из дому на поиски Ицы, он так и не знал, что сделает с ней, если вдруг найдёт её.

– Вы что, спите? – теребя Дьюри за плечо, спросила взволнованная дежурная сестра.

– Нет! Что вы, – растерянно промямлил Дьюри, – я только вспомнил…

– Здесь не место для воспоминаний… Вам пора уходить.

– Да, да, конечно, – вставая, промолвил Дьюри, – а что говорят врачи насчёт ребенка?

– Хотя мальчик недоношенный, но они сделают всё возможное, он выкарабкается…

Дьюри заметил, как что-то дрогнуло в лице жены, хотя она продолжала лежать с закрытыми глазами.

– Куда он должен карабкаться? – недоуменно спросил Дьюри.

– В жизнь, – ответила дежурная, но, видя, что Дьюри не понимает её, добавила: – будет жить.

– А… – понимающе промычал Дьюри и, бросив последний взгляд на Ицу, тихим голосом прошептал: «Прости», – а потом обречённо поплёлся за дежурной сестрой, к выходу.

Прошло несколько месяцев. Ребёнок, как и предполагали врачи, выжил, окреп и вскоре не только нагнал в весе своих ровесников, но стал даже опережать многих из них. После каждого посещения врача детской консультации Ица возвращалась домой в приподнятом настроении, что немедленно передавалось всем, даже Дьюри, с которым она начала говорить. В семье отношения стали прямо зависеть от состояния здоровья ребенка. Когда ребёнок капризничал или почему-то плакал, то все чувствовали себя словно виноватыми. Когда же малыш был здоров и весел, то и всем было хорошо. Однако, хорошее настроение Дьюри отравлял страх. Он боялся, что как только Ица почувствует, что ребёнок без неё сможет прожить, она бросит его, как и всех детей до этого, на него или Чиллу и снова начнёт метаться в поисках любви.


Рекомендуем почитать
Время ангелов

В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.