Дюма - [184]

24 августа «Эмма» перебралась в Неаполитанский залив, там всё то же: приходят люди, приносят сплетни, спрашивают новости. Был Романо, приходили представители «Комитета действия», революционной организации, созданной Филиппом Агрести и Джузеппе Либертини, спрашивали, не пора ли учредить Временное правительство. «Я ответил, что не уполномочен обсуждать такой серьезный вопрос, но так как мне оказали честь, консультируясь со мной, я сказал, что формирование временного правительства не кажется мне такой уж срочной необходимостью и достаточно одного временного диктатора; на мой взгляд, это должен быть Романо. Я добавил, что, поскольку я никогда ничего не скрывал от Генерала, то немедленно напишу ему и расскажу об их визите. Этот ответ вызвал у делегации такую бурю эмоций, что один из ее участников оставил „Эмму“, забыв на борту свою шляпу, да так за ней и не вернулся». Сочиняет, не могли серьезные люди ходить к нему советоваться? Но вспомним, что не было телевидения, радио, телефонов, и представим ситуацию: по слухам, правитель вот-вот сбежит; по слухам, придет новый грозный человек; узнать о планах этого человека никто ничего не может, ибо с ним нет связи; корабль, стоящий в порту, принадлежит, по слухам, доверенному лицу этого человека; как не прийти, не попытаться прощупать обстановку — вдруг ему известны намерения Гарибальди? Наверное, то были самые счастливые дни в жизни Дюма…

1 сентября он писал Гарибальди: рекомендовал сделать Романо наместником и просил для себя должность руководителя археологических раскопок в Помпеях. Они были начаты в 1748-м, в последние годы их вел археолог Джузеппе Фиорелли, но в 1848-м он попал в тюрьму за политику и работы остановились. Дюма об этом, разумеется, знал. Но думал, что справится не хуже ученого. «Вы хотите, чтобы журналисты, художники, живописцы, скульпторы и архитекторы всего мира возликовали? Тогда издайте декрет: „Исследования в Помпеях должны быть возобновлены, как только я войду в Неаполь“. Подпишите: „Дж. Гарибальди, Диктатор“». Он в каждом письме просил Гарибальди (разумеется, безрезультатно) называть себя диктатором — для внушительности. Да, демократия, да, республиканские идеалы, а все же есть частица сердца поэта, что при слове «диктатор» сладко трепещет; что-то романтическое, былинное, мужественное; вы едва ли найдете много литераторов, которые совсем не верили в «доброго диктатора»… Он звал генерала в Салерно: не нужно даже армии, все готовы его признать. 25 августа: «Нет ничего более удивительного, чем то, что сейчас происходит у нас на глазах. Трон не падает или шатается, он просто рассыпается. Этот бедный маленький король не понимает, как его вдруг поглотили волны этой странной революции. Он задается вопросом: что он сделал, как получилось, что никто не поддерживает его, никто не любит? Он ищет, что за невидимая рука гонит его. Это — рука Господа».

2 сентября Франциск II сказал французскому послу, что прибывшие на «Эмме» баламутят людей и должны убраться. Посол передал: если шхуна не уйдет, по ней откроют огонь. Отошли в залив Кастелламаре, теперь новости и сплетни привозили на лодках. 3 сентября узнали, что Гарибальди высадился в Калабрии. 6-го Франциск решил покинуть Неаполь, и Дюма тут же сменил тон по отношению к нему, отмечая «благородное нежелание проливать кровь». 8-го — «молния»: накануне Гарибальди вошел в Неаполь, Романо назначен главой временного правительства, неаполитанские войска отступили в Капую. В тот же день «Эмма» вошла в Неаполь; как пишет Дюма, Гарибальди, увидав его, вскрикнул от радости, и они, плача, обнялись. Опять не верят, хотя что тут такого? Почему человеку не обрадоваться, встретив своего биографа, не обнять его — ну, может, и без слез… 14 сентября Дюма указом Романо был назначен на должность «хранителя древностей», включавшую руководство Национальным археологическим музеем. Поселили его (наряду со многими чиновниками) в Кьятамоне, бывшем королевском дворце. (Улица, на которой дворец стоял, теперь называется именем Дюма.) Одно плохо: Гарибальди отправил Романо в отставку и назначил наместником своего соратника Агостино Бертани (а Кавур еще прислал вице-наместником своего человека Джорджио Паллавичино). Сам Гарибальди почти сразу уехал — двигать армию на север.

Дюма, оставшийся без обоих покровителей, занялся древностями. О его деятельности по организации раскопок принято писать в юмористическом тоне, но тогда ее так не воспринимали. Мир действительно возликовал, 9 октября «Нью-Йорк таймс» писала: «Все путешественники и любители археологии рады узнать, что Помпеи и Геркуланум попали в руки Александра Дюма и он получил право открыть их красоту миру». Но сразу возникли проблемы. Гарибальди, не доверявший Дюма как специалисту и назначивший его на пост, видимо, чтобы отблагодарить и отделаться, дал крохотный бюджет и просил только сфотографировать руины и разослать снимки в газеты. Дюма же хотел вести раскопки и реконструировать хотя бы одно здание. Он намеревался выписать из Парижа ученых и художников, но на это нужны деньги; он обращался с просьбами к Виктору Эммануилу, но ответа не получал. Все же нанял 500 рабочих и начал подготовку к раскопкам. Но 20 декабря король назначил на его место того, кому оно принадлежало по праву, — Фиорентино. Музей ему пока оставили: занялся каталогизацией. Известна по крайней мере одна серьезная работа, проделанная (хотя не полностью) под его руководством: каталог «Ракколты порнографики», коллекции эротических скульптур и фресок из Помпеи. Она была создана в 1819 году, но в 1849-м, дабы не оскорблять верующих, ее закрыли и отправили в сырой подвал. Дюма и его сотрудники составляли каталог и приводили в порядок экспонаты до 1863 года, когда Виктор Эммануил и на должность директора музея назначил Фиорелли. (При Муссолини коллекцию спрятали по тем же соображениям, что и в первый раз.)