Дышим и выздоравливаем. 33 лучших упражнения - [18]

Поначалу подниматься было легко. Но чем выше поднимался в гору Иван, сын крестьянский, тем труднее было ему дышать. Хотел уже Иван лечь на горную травку и уснуть, но тут увидел перед собой домик дивный, красивый – словно пряник печатный. А на крыльце старик стоял в оранжевых одеждах и с седою, словно летнее облако на рассвете, бородой. Улыбнулся старик очень по-доброму и молвил:

– Давно жду я тебя здесь, Иван, сын крестьянский. Знаю, зачем ты пожаловал. Вижу, сынок, башмаки твои совсем прохудились. На вот, подарок тебе от меня для начала.

И старик протянул ему пару оранжевых валенок. Улыбнулся Иван да и говорит:

– Спасибо тебе, добрый человек, за такой подарок, да только на что мне валенки в такую жару?

– А это, Иван, сын крестьянский, не простые валенки. Валенки эти в зиму лютую греют, в лето жаркое охлаждают. Есть и еще свойство у них одно волшебное: в них домчишься ты домой так быстро, что и глазом моргнуть не успеешь.

Подивился Иван, сын крестьянский, столь чудесному свойству валенок, но ни на миг не забыл, зачем пришел сюда. Да и старик, знать, помнил об этом, потому как сказал:

– Теперь же, Иван, сын крестьянский, слушай меня внимательно. Три дня и три ночи будешь жить ты в доме моем. И будешь учиться у меня правильно дышать, дабы потом царя твоего Филофея хворого смог ты научить этому и тем самым исцелить.

Засмеялся тут Иван, сын крестьянский.

– Разве же, – говорит, – не умею я дышать? Не первый год, дедушка, на земле этой живу, а раз живу, так, стало быть, и дышу. Как можно неправильно дышать?

Старик в оранжевых одеждах и с седою, словно летнее облако на рассвете, бородой рассмеялся:

– Столько лет живешь на этой земле,

Иван, а так и не понял, что нужно прислушиваться к тому, что старшие говорят.

Скромно Иван, сын крестьянский, потупился, покраснел, извинился перед стариком. Старик погладил Ивана по голове – видать, не обиделся на сына крестьянского.

Три дня и три ночи Иван, сын крестьянский, учился дышать у старика в оранжевых одеждах и с седою, словно облако на рассвете, бородой. А утром дня четвертого Иван поблагодарил своего учителя и отправился домой. Не обманул старик сына крестьянского – лишь надел Иван валенки да сказал слова заветные, какие никто окромя старика не знал, так и глазом не успел моргнуть, как оказался во дворце царя Филофея. Царь обрадовался и говорит:

– Уж и не чаял я тебя, Иван, сын крестьянский, увидеть живым. Рассказывай же, где был да что видел.

– Был я, царь Филофей, в землях дальних. Шел туда дорогами лесными да степными. Плыл морями. По горам карабкался. А сходил, царь Филофей, не зря. Нынче же научу я тебя, царь, правильно дышать. А как научишься дышать ты правильно, так и хвори все твои пройдут разом.

– Ох, Иван, сын крестьянский, устами бы твоими да мед пить. Только вот не верю я уже ни во что. Сколько лекарей побывали у меня, сколько знахарей лесных да горных, что с духами знаются! Только ни от лекарей, ни от знахарей пользы мне не было никакой. Звал я к себе птиц, зверей и даже рыб речных да морских. Однако и птицы, и звери, и рыбы речные да морские не приносили мне облегчения. И рад бы верить я в то, что ты, Иван, сын крестьянский, исцелишь меня от хвори моей давней, и сон свой помню, а все равно как-то не верится…

– Вот что скажу тебе, царь Филофей. Ежели веры в исцеление от хвори нет у тебя, так никогда тебе и не избавиться от болезни. Так учил меня старик в оранжевых одеждах и с седою, словно облако на рассвете, бородой. Но главное, чему учил меня этот старец, живущий на горе, похожей на крест, – дышать правильно. Учил три дня и три ночи. И сейчас я буду тебя учить тому.

Три дня и три ночи учил Иван, сын крестьянский, хворого царя Филофея. А утром четвертого дня вышел царь Филофей на парадное крыльцо покоев своих царских, вышел, глубоко вздохнул, на солнышко посмотрел глазами радостными, улыбнулся и промолвил:

– Какое же счастье – быть здоровым!

Долго еще прожил после этого царь Филофей. Жил себе и не хворал вовсе. Ивана же, сына крестьянского, наградил. Впрочем, тому награда была нужна не очень – ведь теперь он умел правильно дышать, а это лучше всякой награды».

Когда Петрович закончил чтение, повисла благодатная пауза, какие бывают обычно на концерте классической музыки после исполнения произведения: отзвучит последний аккорд, но аплодисменты какой-то миг еще не нарушают тишину… Тишина, сменившая голоса музыкальных инструментов, в это мгновение царит над миром. И сейчас, когда Петрович прочел сказку, было безмерно жаль расставаться со сказкой. Молчание прервал Мишель Мессинг:

– Итак, коллеги, вывод, полагаю, более чем очевиден. Не так ли? Гора, похожая на крест, это, конечно, Кайлас…

– Простите, что перебиваю, – сказала Настя, – но только замечу, что в пользу идентификации горы из сказки как Кайласа говорит и описание пути, проделанного Иваном: сначала лесные и степные тропы, потом море, только потом горы. Более чем очевидно, что Иван шел именно сюда…

– И тогда монастырь должен быть буддистским, – заметил Леонид, – Ведь старик, обучавший Ивана, носил оранжевые одежды…

– А вот тут, коллега, – снова взял слово Мессинг, – позволю себе не согласиться: оранжевые одежды присущи и буддизму, и индуизму, и джайнизму, и традиции Бон. Однако, Леонид, вы правы в идентификации конфессиональной принадлежности старика из сказки. Факт этот малоизвестен, но, тем не менее, некоторыми исследователями описан: именно тибетский буддизм практиковал перемещение по миру при помощи специальной обуви.