Дымка. Черный Красавчик - [8]

Голова его и ноги были немного темнее тела, с вороным отливом, а на морде светилась узкая белая отметина. Это был красавец, которого, раз увидав, нельзя было забыть, он был безупречен, с какой бы стороны ни взглянуть на него.

Весенние дожди проносились и уходили, и каждый раз трава, освеженная влагой, подымалась выше, солнце пригревало теплее, и порой выдавались настоящие жаркие дни.

В один из таких жарких дней Дымкина мать исчезла. Дымка вздремнул в тени у ручья, потом долго пасся и только тогда заметил, что она ушла. Табун теперь возвращался на летние пастбища и стоял у подножия высоких гор. Широкая равнина внизу лежала как на ладони, но Дымка не нашел и следа своей матери. Он долго скакал вокруг табуна, ржал и искал ее. И все напрасно.

Еще раз окинул он взглядом равнину и, пофыркивая от удивления, снова принялся щипать траву. Он был не очень испуган, будто знал, что матери необходимо исчезнуть. Он не стал хуже спать, хуже есть и играть с ее уходом, – все шло так же, как и прежде, подросший жеребенок становился глаже день ото дня.

Однажды утром старый верховой конь, который все еще был в табуне, насторожил уши, заржал и поскакал к равнине.

Ему навстречу бежала лошадь, а рядом с ней – черная точка. Дымка и весь табун остановились и обернулись к равнине. Скоро Дымке показалось, что эта лошадь ему знакома, но его озадачила движущаяся рядом с нею черная точка. Дымка вскинул голову и пустился вскачь, чтобы выяснить, в чем дело.

Он звонко заржал, подбегая к матери: черная точка оказалась блестящим вороным жеребенком на шатких, непослушных ногах. Малыш оробел, когда увидел незнакомых больших лошадей. Дымка так и прилип к своему братишке, и его матери пришлось прижать к голове одно ухо, будто она хотела сказать: «Осторожнее, сынок!» Но Дымка и без того был осторожен, и, когда мать направилась в табун, он побежал рядом с малышом, а старый конь оберегал их сзади. С той поры Дымка стал в табуне вторым.

III. Разные пути

Лето было в разгаре, дни были горячи и тихи. Даже на самых высоких отрогах, где не сошли еще снега, стояла жара, солнечные лучи падали отвесно, и утесы не бросали тени. Здесь по узкой горной тропе цугом тянулся маленький табун лошадей. В голове шла Дымкина мать, новый вороной сосунок сейчас же за ней, потом мышастый стригун с отметиной на морде – Дымка. А позади старый гнедой с десятком лошадей – остальная часть табуна.

Они шли, казалось, без всякой определенной цели. Они проходили под ветвями погнутых ветрами деревьев, не задерживаясь в их прохладной тени, мимо студеных ручьев, мимо длинных стеблей травы, которые росли здесь повсюду. Мимо и мимо бежали лошади, нигде не останавливаясь. Тому, кто посмотрел бы, как стремится вперед табун, могло бы показаться, что кто-то потревожил лошадей, – может быть, на рассвете замечен был всадник, может быть, их спугнул кугуар.

Маленький табун подвигался вперед, пока не дошел до места, где разветвлялась тропа. Тут Дымкина мать свернула направо, по дороге, которая вела вниз; вороной жеребенок и все другие потянулись за ней, и только мышастый стригун взял влево. Ему любопытна была тропа, что вела кверху, и он пустился по ней, чтоб ее осмотреть. Опустив морду к земле, он брел по тропе, принюхиваясь к каждому камню и поглядывая вниз, на табун.

Гранитная стена в десять футов вышиной нависала впереди него над тропинкой. В трещинах гранита угнездились корни кривой сосны, лапчатые ветви раскинулись над стеной, бросая на нее густую тень. В этой тени, слившись со скалой, не заметный для глаз, лежал длинный распластавшийся зверь. Он лежал вытянувшись во всю длину и казался бы мертвым, если бы не конец длинного хвоста, которым он хлестал себя по бокам. Его круглая голова чуть-чуть приподнялась при звуке копыт, уши прижались к голове, а желтые глаза стали черными, когда увидали мышастого стригуна Дымку.

Дымка брел прямо по тропинке и должен был пройти в нескольких шагах от гранитной скалы, где лежал в засаде кугуар – горный лев. Не одного оленя подкараулил здесь кугуар и задрал, неподалеку от скалы валялись голые кости, по ним видно было, где пировал хищник. Волки, койоты, стервятники дочиста обгрызали остатки от трапезы кугуара, и одни только белые кости сверкали на солнце.

Дымка подходил ближе и ближе, теснее прижимался к каменной стене, он обнюхивал по пути каждый камень и каждый сучок, пока не очутился у самой засады. Кугуар по-прежнему казался частью скалы, но был готов к прыжку. Он был неподвижен, как сама скала, и только дрожь, проходившая по его длинному хвосту, показывала, что вот-вот он кинется на добычу. Еще шаг – и Дымка простился бы с белым светом. Он занес уже ногу, чтобы сделать этот последний шаг, но звук трещотки скользнул у подножия скалы: четырехфутовая гремучая змея, как спущенная пружина, взвилась перед мордой жеребенка, и нога, которая готова была шагнуть вперед, шагнула назад. Этот шаг спас Дымку.

Кугуар ожидал, что его жертва в тот миг, как он прыгнет, кинется в сторону, он так и рассчитал свой прыжок. Но змея загремела некстати, и Дымка рванулся прочь мгновением раньше и не в ту сторону, куда должен был броситься кугуар. Когти схватили прядь гривы и ничего больше. Кугуар изогнулся в воздухе, чтобы долететь до загривка лошади, но и это не помогло – он ударился о твердую землю.