Дыхание Смерти - [26]

Кулл поежился и отогнал непрошеные мысли. Думать надо было раньше. Сейчас следовало действовать. Через некоторое время Кулл заметил то, что вполне могло показаться любезным приглашением, — маленькое окошко на высоте примерно в три человеческих роста. Оно, конечно, было забрано решеткой, но атланта не смутило.

Он аккуратно разобрал скрученную на поясе тонкую, но очень крепкую веревку, продел конец ее в кольцо «железной лапы», огляделся, как следует раскрутил его и бросил. Тихий скрежет железа о камень в этой тишине показался ему оглушительным. Кулл замер, готовый при первом признаке опасности исчезнуть в ночи. Но все было тихо. Кулл несколько раз потянул веревку, потом повис на ней всей своей тяжестью — «железная лапа» вцепилась в решетку мертвой хваткой.

Замок не отпирался уже, наверное, лет сто. Он порядком заржавел, но все же поддался, хотя и не сразу. Управившись с ним, Кулл осторожно открыл окно и, с трудом протиснув свое большое тело в узкую бойницу, спрыгнул на каменный пол.

В комнате было светло.

В первое мгновение это насторожило Кулла, он уже решил, что попался, и рука сама потянулась к топору, но вокруг стояла густая, ничем не нарушенная тишина, и Кулл медленно выдохнул, опуская руку. Зеленоватый свет, заливающий комнату, был неярким, но давал возможность отчетливо разглядеть даже малейшие детали. Комната была небольшой, шагов пять в длину и столько же или чуть больше в ширину. В ней едва помещался узкий топчан, покрытый толстым ковром, маленькая трехлапая жаровня с остывшими углями и низкий столик с ворохом бумаг и свитков. Комната слуги, решил Кулл и повернулся к двери.

И обмер.

Он разглядел источник странного света, который так его озадачил. Прямо над дверью был прибит выбеленный временем лошадиный череп и глаза его, пустые, незрячие, холодно тлели колдовским, зеленым пламенем.

— Змей тебя забери! — выразился Кулл, разглядывая оригинальный светильник. Когда атлант отошел от первого изумления, он заметил, что в глазницы черепа вставлены два недурных изумруда очень редкой огранки и это именно они изливали из потухших глазниц этот мертвый свет. Когда Кулл сообразил, что череп не живой и видеть его не может, ему стало намного легче.

«Сокровищница, скорее всего, в подвале».

Убедившись, что в коридоре тихо, Кулл потянул ручку на себя, и она легко поддалась. Выковырять изумруды из лошадиного черепа ему и в голову не пришло.

А в коридоре было темно. Но это была не та темнота, к которой со временем привыкают глаза, и она становится проницаемой. Этот мрак был густым, как деготь, и казался вязким. Кулл мотнул головой, прогоняя пустые мысли, и осторожно выскользнул в коридор. Однако не тут-то было. Лемурийский маг, если это была действительно его работа, оказался не таким уж ослом, как можно было предположить, увидев замки на оконных решетках. И если безопасность слуг заботила его не слишком, то свою собственную он сумел оградить. С первых же шагов Кулл почувствовал, что ему что-то мешает, и чем дальше он углублялся, тем сильнее становилось сопротивление.

Атлант был не на шутку озадачен. Его не держали, не связывали, и тем не менее каждый шаг давался с великим трудом, словно ноги налились свинцом. Через минуту он почувствовал, что завяз, завяз окончательно и бесповоротно, завяз в темноте, которая держала его не хуже капкана. Он попытался вытащить нож и вспороть невидимую преграду честной сталью, свободной от всяких магических штучек, но оказалось, что придумать это легче, чем осуществить. Рука завязла на полпути к ножнам, завязла так основательно, что Кулл вспотел от бесплодных усилий. Он был пойман. Пленен. Рассвет застанет его здесь, связанного по рукам и ногам, и он ничего не сможет сделать — беспомощный, как спеленутый младенец. Подходи и руби — он даже не сможет обнажить топор. Кулл зарычал и дернулся… Бесполезно. Колдовская паутина держала его крепче, чем железные цепи.

Сколько он так простоял — Кулл впоследствии так и не вспомнил. Ему казалось: прошли века. Густая тьма давила на грудь свинцовой тяжестью, мешая не то что шевелиться — просто дышать. Кулл взмок от усилий, пытаясь дотянуться до ножа, но раз за разом терпел поражение. Наконец он затих и перестал бороться.

Он не сдался.

Он просто решил поберечь силы.

Рано или поздно это сонное царство проснется, лемурийский маг, или кто там еще, высунет свой нос хотя бы для того, чтобы посмотреть, что за птица попала в силки, и вот тут он себя покажет. Пусть только развеется эта черная тьма и освободится рука для топора, и он обрушит эту Башню на голову проклятому волшебнику.

…Сначала во тьме возник призрачный зеленый свет. Он расходился косыми лучами низко, где-то на уровне коленей, и Кулл почувствовал боль в сведенных икрах. Потом в них впились тысячи иголок, и, хотя это ощущение больше всего напоминало утонченную пытку, Кулл молча возликовал. Ноги оживали. Зеленый свет приближался, и мягкое живое тепло поползло от полностью «размороженных» ступней выше. Вскоре Кулл почувствовал, что может дышать, и первым делом неловким, скованным движением потянулся за топором.

И вовремя!