Дыхание. Новые факты об утраченном искусстве - [10]

Чтобы оценить степень своего храпа и апноэ, я скачал на телефон приложение, которое по ночам записывает звуки и каждое утро представляет поминутный график дыхания. Ночная видеокамера, установленная прямо над кроватью, фиксирует каждое движение.

Воспаление в горле и полипы тоже вносят свой вклад в апноэ, не говоря уж о заблокированном носе, однако никто не представляет себе, насколько быстро могут наступить негативные последствия и какова будет их тяжесть. До сих пор никто этого не проверял.

Прошлой ночью, которая стала первой в этом эксперименте, продолжительность моего храпа выросла на 1300 процентов и составила 75 минут за ночь. У Ольсона показатели были еще хуже. Продолжительность его храпа увеличилась с нуля до четырех часов и десяти минут. Кроме того, у меня вчетверо возросло количество случаев ночного апноэ. А ведь прошли только сутки.

И вот я опять лежу и пытаюсь расслабиться, но мне это удается с трудом. Каждые 3,3 секунды очередная порция неотфильтрованного, не увлажненного и не подогретого воздуха поступает внутрь организма через рот, высушивая мой язык, раздражая горло и легкие. А мне еще предстоит сделать 175 тысяч таких вдохов.

Глава 2 Дыхание через рот

В 8:15 ко мне через боковую дверь пристройки, где я сейчас размещаюсь, врывается Ольсон. «Доброе утро», – кричит он. В носу у него торчат силиконовые шарики. Он одет в тренировочные штаны и толстовку от Abercrombie & Fitch.

Ольсон снял на месяц квартиру через дорогу от моего дома. Это близко, чтобы можно было заскочить ко мне в гости в пижаме, но все же достаточно далеко, чтобы попасться кому-нибудь на глаза по пути и прослыть последним чудаком. Его лицо, когда-то загорелое и веселое, сейчас выглядит исхудавшим и имеет землистый цвет. Он похож на актера Гэри Бьюзи, фотографию которого полиция распространила для розыска. У него такое же отрешенное выражение лица, как и накануне, и та же самая слегка испуганная улыбка.

Сегодня как раз половина первой фазы эксперимента, в течение которой мы должны дышать ртом. И сегодня, как и в любой другой день, утром, в обед и вечером Ольсон садится напротив меня за стол, и мы начинаем цеплять на себя всякие пищащие и жужжащие приспособления, лежащие кучей на столе, надеваем на руки манжеты, прикрепляем к ушам датчики ЭКГ, всовываем термометры в рот и начинаем записывать в таблицы свои физиологические показатели. Они демонстрируют то же, что и в предыдущие дни: дыхание через рот разрушает наше здоровье.

Мое артериальное давление выросло в среднем на 13 пунктов по сравнению с тем, что было до эксперимента, и это позволяет записать меня в гипертоники I степени. Если ничего не предпринимать, то хронически высокое давление, которым вместе со мной страдает одна треть населения США, может вызвать инфаркт, инсульт и другие серьезные проблемы. Вариабельность сердечного ритма говорит о степени сбалансированности нервной системы, и резкое падение этого показателя свидетельствует о том, что мой организм испытывает стресс. При возросшем пульса температура тела снизилась, а ясность мышления вообще находится на глубоком дне. Показатели Ольсона похожи на мои.

Но самое худшее во всем этом – это наше самочувствие, ведь оно ужасное. И с каждым днем становится все хуже. Каждый день в одно и то же время Ольсон заканчивает свой последний тест, стягивает дыхательную маску, встает и засовывает силиконовые затычки чуть глубже в ноздри. Надев футболку, он произносит «Встретимся позже» и выходит из комнаты. Я киваю и смотрю, как он, шаркая шлепанцами, переходит улицу.

Последняя часть испытаний – еда – происходит в одиночестве. На протяжении обеих фаз эксперимента мы будем есть одну и ту же пищу в одно и то же время и при этом записывать показатели содержания сахара в крови. Кроме того, мы должны проходить за день одно и то же количество шагов, чтобы посмотреть, в какой степени дыхание через рот и нос влияют на вес тела и метаболизм. Сегодня моя еда состоит из трех яиц, половинки авокадо, ломтика ржаного хлеба и чашки китайского красного чая. А это значит, что через десять дней я снова буду сидеть на кухне и есть то же самое.

После завтрака я мою посуду, выбрасываю использованные фильтры, полоски для определения рН и стикеры в своей домашней лаборатории и отвечаю на корреспонденцию по электронной почте. Иногда мы с Ольсоном сидим и пытаемся придумать более удобный и эффективный способ затыкания ноздрей: водостойкими затычками для ушей (слишком твердые), губчатыми затычками для ушей (слишком мягкие), зажимами для носа, которыми пользуются пловцы (слишком болезненно), специальными дыхательными масками (удобно, но напоминает что-то из репертуара садо-мазо), туалетной бумагой (пропускает воздух), жвачкой (слишком липкая) и, наконец, клейкой хирургической лентой поверх силиконовых затычек. Она, конечно, вызывает раздражение и создает ощущение удушья, но не столь ужасна, как остальные варианты.

Но большую часть времени мы с Ольсоном на протяжении всех этих пяти дней сидим в одиночестве дома и ненавидим жизнь. Я часто чувствую, что попал в какую-то нелепую комедию, над которой никто не смеется. Это просто непрекращающийся «День сурка», где одни и те же несчастья повторяются раз за разом.