Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке - [302]

Охрана такого большого числа преступников была делом сложным и опасным, несмотря на предосторожности, всех каторжных держали в кандалах, а некоторые, как пишет Болотов, «имели двойныя и тройныя железа, для безопасности чтоб не могли уйти с работы». В списке заключенных Балтийского порта за 1797 г. о сообщнике Пугачева Долгополове сказано, что он «особо в оковах руки и ноги накрест содержится» (522, 196). Против побегов использовали, как и в тюрьме, цепи, колодки, различные стреноживающие узника снаряды. Важно заметить, что при отправке человека в ссылку на каторгу (особенно в вечную) жены и дети освобождались от обязанности следовать за наказанным мужем и отцом не только потому, что древний закон родовой ответственности перестал действовать, но главным образом потому, что появилась новая «технология» ссылки. При каторжной форме наказания ссыльные не жили, как раньше, в ссылке с семьями. Их труд требовал для них тюремного содержания. Тюрьмой и являлся каторжный двор на территории завода. Если работы были в стороне от каторжного двора, то все переходы скованных каторжных усиленно охранялись. Как пишет Болотов, «каторжных водили на работу окруженных со всех сторон безпрерывным рядом солдат с заряженными ружьями. А чтоб они во время работы не ушли, то из того же камня сделана при начале мули маленькая, но не отделанная еще крепостца, в которую впустив, расставливаются кругом по валу очень часто часовые, а в нужных местах пикеты и команды. И сии-то бедные люди мучаются еще более, нежели каторжные. Те, по крайней мере, работая во время стужи, тем греются, а сии должны стоять на ветре, дожде, снеге и морозе, без всякой защиты и одним своим плащом прикрыту быть, а сверх того ежеминутно опасаться, чтоб не ушел кто из злодеев» (165, 542). Наказания солдат за ротозейство или соучастие побегам каторжников отличались суровостью. Проштрафившихся охранников ждали допросы, пытки, шпицрутены или кнут, а также ссылка. Два раза в день — утром и вечером — устраивалась перекличка каторжан по списку. Несмотря на всевозможные предосторожности и строгую охрану, как писал Болотов, «выдумки, хитрости и пронырства их так велики, что на все строгости находят они средства уходить как из острога, так и во время работы и чрез то приводить караульных в несчастье. Почему стояние тут на карауле соединено с чрезвычайной опасностию и редкий месяц проходит без проказы» (165, 340). О том же писал М.М. Щербатов: «Военные люди, почитающие себе в наказание быть определенными к сей страже, следственно за вину тех безвинно претерпевающие. Не взирая на строгую дисциплину, на частые дозоры, на поставление стражей повсюду и на цепь, когда несчастные ходили на работу, случалось, что некоторые уходили и бывали заговоры и злоумышления от собранных в единое место злодеев» (805, 65).

Глава 13 «Отписать на государя»

Конфискация владений и имущества опального вельможи и вообще всякого политического преступника была мерой обязательной. В указе об опале и ссылке князя В.В. Голицына и его сына Алексея в 1689 г. сказано: «А поместья их и вотчины, и дворы, и животы отписать и роздать в роздачи» (589-3, 1348; 623-2, 454, 462). В реестре колодников 1715 г. о подрядчике Якове Пороши-не сказано: «Бит кнутом и сослан на галеру в вечную работу, а движимые и недвижимые его имения розданы челобитчиком» (633-11, 296). Думаю, что конфискации эти были обусловлены как спецификой собственности в самодержавном государстве (все принадлежит государю, дается им и отнимается им же), так и особенностями сыскного процесса, принятым в нем обычаем «раз-вычивать животы вора», т. е. производить вычет из части имущества преступника для удовлетворения истцов (422, 167). Машину конфискации запускал указ «с именными тех виновных людей роспис[ь]ми, что по отписке за оными тех поместей и вотчин явитца». Эти росписи о вотчинах и поместьях арестованного преступника по указу из Тайной канцелярии присылал в сыск Поместный приказ (позже — Вотчинная коллегия) (9–1, 35–36).

Конфискация порой производилась быстрее, чем проходил суд над преступником, если к последнему вообще прибегали. А.Д. Меншикова поселили в Ранненбурге в сентябре 1727 г., а уже 19 декабря последовал императорский указ: «Понеже князя Меншикова, сверх прежняго показались и являются еще важныя вины, того ради: все его, князя Меншикова, вотчины и поместья во всех великороссийских городах, отписать на Его и.в. и приписать к дворцовым волостям… А ему, Меншикову, на пропитание, оставить Ораниенбург и к тому в прибавку, чтоб всех было до тысячи дворов». Но и этого светлейший не получил, вскоре его повезли в Сибирь (633-69, 898). 29 ноября 1745 г. по делу Лестока вынесли приговор, который гласил: «Движимое и недвижимое помянутого Лестока имение без остатку отписать на Ея и.в.». Между тем имущество бывшего лейб-медика конфисковали уже 24 ноября, а драгоценности принесли самой Елизавете Петровне, и она отобрала лучшие из них для себя. Затем государыне (с той же целью) поднесли только что составленные подробные описи имущества Лестока и его жены. Вскоре оставшиеся вещи богатого вельможи стали раздавать следователям, ведшим дело Лестока