Дьявольский полдник - [35]

Й о г а н. Не забудем.

П о п р и с к и н и Т е л у ш к и н выходят. Когда дверь за ними закрывается, П а ш к а кидается на койку, забрасывает руки за голову и вытягивает ноги, кладя одну на другую. Й о г а н стоит.

П а ш к а. Ну?

Й о г а н. Я за тобой. (Молчание.) Это п-приказ.

П а ш к а. Пантелеев выжил?

Й о г а н. Откачали. Он у нас теперь ректор.

П а ш к а. Скажи, пожалуйста…

Й о г а н. Вообще-то, он не П-пантелеев. Клушанцев его фамилия. Доктор наук и профессор.

П а ш к а. А ты?

Й о г а н. Что — я?

П а ш к а. Не профессор еще?

Й о г а н. Перестань, надо уходить. П-пока тихо.

П а ш к а. Лечебник с тобой?

Й о г а н. Не понял.

П а ш к а. Прибор… пани Алексы?

Й о г а н. Нет. С того раза… всем запретили. Даже резидентам.

П а ш к а. Вообще ничего?

Й о г а н. Вообще. Даже таблетки. Закрыт любой материальный контакт.

П а ш к а. Значит, пусть они тут загибаются…

Й о г а н. П-просто не поможет.

П а ш к а. А вдруг?

Й о г а н. Нет. Пытались, не получается. Сплошняк время идет. Как по рельсам.

П а ш к а. Может, гипноз? Какие-нибудь техники…

Й о г а н. Все, Крис. Все. Надо уходить.

П а ш к а. Что — простили меня?

Й о г а н. Ну, частично…

П а ш к а (резко садится). Это как?

Й о г ан (садится напротив). Суд, конечно, б-будет. Из института попрут, это обязательно. Но жить оставят.

П а ш к а. А на фига?

Й о г а н. Что — на фига?

П а ш к а. Жизнь мне такая?

Й о г а н. Ты дурак, что ли, совсем? Собирайся, внизу извозчик ждет.

П а ш к а. И в кого ты меня хочешь превратить? Тоже в профессора?

Й о г а н. У меня «Оборотень» — новейший. Америка, б-брат… Будешь вообще невидимым.

П а ш к а. Далеко… наука шагнула.

Й о г а н. Шмотье здесь оставь только.

П а ш к а. Что — голым возвращаться? Как Мещерский? А его-то как — простили, нет?

Й о г а н. Нас всех простили. Сначала, конечно, выгнали. А потом… П-панаева заступилась. И всех восстановили. С испытательным сроком.

П а ш к а. Это кто ж такая сердобольная?

Й о г а н. А, ты же не знаешь… Старуха наша любимая. Кирхгоф, Шарлота Федоровна. Жена Клушанцева. Завкафедрой русской литературы.

П а ш к а. И… Алексу простили?

Й о г а н. Я же говорю — всех.

П а ш к а. И что же… пани Алдонина велели мне передать?

Й о г а н. Ничего. Она… теперь не Алдонина, Крис.

П а ш к а. То есть? А кто же она теперь?

Й о г а н. Ну, в общем… Не хотел я сразу. Но уж лучше сразу. Ладно. Она теперь — Витте, Крис. (Молчание.)

П а ш к а (потрясенно). Мы же венчались…

Й о г а н. Крис, тебя п-потеряли. Считали погибшим. Пока новый резидент случайно не наткнулся… А потом, кто-то ей донес, что ты стрелял в человека. А ты знаешь, что она всегда была п-против… если в человека. (П а ш к а внезапно, наотмашь, бьет Й о г а н а по щеке.)

П а ш к а (хрипло). Ты и донес. Вали отсюда.

Й о г а н. Нет, командор. У меня п-приказ. И я тебя привезу. (Отвечает П а ш к е такой же увесистой пощечиной.)

П а ш к а. Ну, вот и объяснились.

Й о г а н. Вот и объяснились.

П а ш к а. Передай там, я не вернусь.

Й о г а н. Фиг тебе. Собирайся.

П а ш к а. Нет.

Й о г а н. Собирайся, я сказал!

П а ш к а. Пошел ты… (Снова валится на койку.)

Й о г а н. Кому и что ты хочешь доказать? Кому и что? Пойми, д-дурак, детство кончилось! П-пушкина нашего все равно убьют, Дантеса отправят на родину, Гончарова выйдет за Ланского и все образуется. Недаром П-полдник назвали дьявольским. Обманка это, Крис. Мечта. Ничего изменить нельзя — ни в прошлом, ни в будущем. Твоим родителям, между прочим, сказали, что ты — в долгой командировке. Они ждут, между прочим.

П а ш к а. Да плевать мне на их ожидания. Когда разводились, меня не спрашивали.

Й о г а н. Характер у тебя — д-дурацкий.

П а ш к а (неожиданно спокойно). Слушай, ты мне друг или нет?

Й о г а н. Ну, д-руг.

П а ш к а. Нуль-Т, надеюсь, вам еще не запретили?

Й о г а н. Это не влияет на п-процесс, это можно.

П а ш к а. Тогда отправь меня с Поприскиным и Телушкиным куда-нибудь… отсюда. Ну, хоть в Сибирь? Очень уж тут скучно. А?

Й о г а н. П-придурок.

П а ш к а. Ну сделай, Йоги? А? А там скажешь, что я погиб при попытке к бегству. Ну, наврешь что-нибудь, ты же умеешь… Сбрось нас где-нибудь… у монастыря какого-нибудь, что ли.

Й о г а н. Какого… монастыря? Ты что тут… тоже умом т-тронулся? Это что — заразное?

П а ш к а. Знаете ли, милостивый государь, как это страшно… когда пойти больше некуда… Сбрось, тебе благо будет. Я за тебя молиться стану. Ну, пожалуйста…

Звучит Полуденный выстрел. Затемнение.

Сцена одиннадцатая в которой профессор Витте заканчивает семинар для будущих практикантов, объясняет последние загадки, говорит о стихах Сверхразума и впадает в столбняк от совершенно уже неожиданного посетителя

На заднике возникает изображение Ангела и надпись — «4833 год. Санкт-Петербург». Потом изображение гаснет.

Яркий солнечный день сияет в огромных окнах Института. На фоне ослепительно голубого неба светится золотая игла Петропавловского собора. На кафедре истории русской литературы идет подготовительный семинар для практикантов-второкурсников. Вот и они — внимают почтенному седому профессору Йогану Витте, стоящему за кафедрой. Если приглядеться, можно понять, что эти студенты внешне несколько напоминают героев нашей пьесы.