Дьявольский полдник - [12]
К у п е ц. Да что же вы не видите, сударь, что он уже лыка не вяжет…
Ч е л о в е к в ш л я п е. Тем хуже.
М у з ы к а н т (стучит кулаком по столу). Западник, т-тварь писучая! П-пачкотня! Сам в грязи сидит, а кричит — не б-брызгай! Морду ему набить!
К у п е ц (Т е л у ш к и н у). Отыми стакан у него! (Посмеиваясь, Т е л у ш к и н отодвигает стакан от шарманщика.)
В трактире появляется П а ш к а. Мгновенно оценив обстановку, опрометью несется к Ч е л о в е к у в ш л я п е.
П а ш к а. Так что, Кирхгоф Шарлотта Федоровна, изволят ваше благородие звать на сиянс! Сей же час! (Косится на М у з ы к а н т а.) Ихняя горничная прислала за вами. Ждут-с!
Ч е л о в е к в ш л я п е (холодно глядя на размякшего В а л е н ю к а.) Спасибо, братец. Все, что мне надо, я услышал. Доложи ей, пожалуйста, что я передумал. Но в другой раз зайду непременно. (Оглядев присутствующих, приподнимает шляпу.) Мое почтение. (Быстро уходит.)
К у п е ц (П а ш к е). Вовремя тебя принесло. Забирай ентого правдолюба. И музЫку его поищи, под лавкой где-то тама валяется. Ишь, как его разобрало-то, с голодухи. А с господином писателем я сам управлюсь. (С трудом поднимает мычащего В а л е н ю к а на ноги, нахлобучивает ему на голову цилиндр, засовывает в карманы перчатки.) Не на того я, видать, поставил.
В а л е н ю к (икая). А? Что? Куда меня? Полиция… Я сам!
К у п е ц. Сам, сам… Давай уже, двигай копытой… Писатель… (К у п е ц ведет В а л е н ю к а к выходу.)
Х о з я и н т р а к т и р а. Рассчитаться бы, ваша милость! (К у п е ц свободной рукой кидает на прилавок несколько ассигнаций.) Извозчика мне сыщи!
Х о з я и н т р а к т и р а. Сей момент! (Половому.) Василий! Извощика господам, живо! (Половой выбегает на улицу.)
П а ш к а берет стакан М у з ы к а н т а, незаметно кидает в него таблетку, наливает воды из самовара и дает выпить.
М у з ы к а н т (пьяно). Командор? Какими… судьбами?
П а ш к а. Молчи, молчи… Пей уже! А ну, пей, скотина! (М у з ы к а н т с трудом, захлебываясь, выпивает, несколько секунд сидит, тупо глядя перед собой.)
Т е л у ш к и н. Никак, Паша, ты ему свою снадобью дал? А говорил — нету…
П а ш к а. А ты, Петр Михайлович, не пил бы больше. Ну, не пей ты, за ради Бога! Хорош уже набузыкиваться! Али не видишь, — спаивають же тебя. Ты и ведешься, как козел в поводе. Стыдно! (Встряхивает М у з ы к а н т а за шиворот.) Ну? Оклемался? Ну, отвечай быстро — кто ты таков?
М у з ы к а н т (заметно трезвея). Я есть бедный музикмахер… Из Кёниксберг. Entschuldigt mich, Ich war ein bischen besofen… (Простите меня, я немного выпил… — нем. яз.)
П а ш к а. Иди, иди… Aйн бисхен. Чувырло! Завтра за все мне ответишь… Вон пошел! (Сильным толчком отправляет М у з ы к а н т а на улицу, достает из-под лавки шарманку и следует за ним. Т е л у ш к и н наливает себе в рюмку.)
Т е л у ш к и н (с тоской). Прости ты меня, Анисьюшка… Прости, ангел мой ненаглядный. (Залпом выпивает.)
Сцена четвертая
в которой практиканты проводят оперативное совещание
Взморье. Ясное и теплое воскресное утро. Среди невысоких прибрежных сосен спрятался соломенный шалаш. Рядом с ним — разворошенный стог сена. Поодаль стоит на треноге небольшой телескоп. Неподалеку на полянке — потухшее кострище с чайником на перекладине. Рядом лежит бревно. Вокруг ни души, только пищат чайки да за песчаной дюной шелестят волны. Из шалаша, босиком, в одной мужской рубахе выбирается горничная Катя. В ее растрепанных волосах торчат соломинки. Она счастливо жмурится, потягивается, раскрывая руки невидимому солнцу.
К а т я. Господи, хорошо-то как! Прозрачно, свежо… Залив! (Оборачивается к шалашу). Крис! Представляешь — тут, оказывается, настоящее море. И Котлина не видно! (Подбегает к кострищу, снимает чайник и пьет прямо из носика.) Холодненькая… (Громко.) «Чисто рай, мин херц!» (Наигранным басом.) «Истинный парадиз, Алексашка! Здесь будем город ставить. И наречем его — Санкт-Питербурх». (Прислушивается.) Какая наглость! Всю ночь проторчал у своего телескопа, а теперь ему не подняться. (Из шалаша доносится храп. Катя шлепает себя по голой ноге.) Еще и комары! Ну, я тебе покажу… (Набирает в рот воды, наливает из чайника себе в ладонь и залезает в шалаш. Слышна возня, хихиканье, недовольное бурчание.)
П а ш к а (сонно). Ах, вот вы как? Вы так вот? Догоню-догоню-догоню… Вот сейчас-сейчас-сейчас…
К а т я, хохоча во все горло, вылетает из шалаша. За ней выползает заспанный и лохматый П а ш к а, отирающий ладонью мокрое лицо и шею.
П а ш к а. Догоню — не помилую! (Бросается в погоню. Счастливая беготня вокруг шалаша и деревьев, впрочем, продолжается недолго. П а ш к а настигает К а т ю и обнимает ее. Секунда — и оба падают в сено — навзничь, раскинув руки.)
К а т я. Какое высокое небо… Облака плывут…
П а ш к а. Нравится место?
К а т я. Блаженство…
П а ш к а. Здесь на сто километров кругом — ни души.
К а т я. И на пять тысячелетий — тоже. Меня занимает только один вопрос…
П а ш к а. Неужели только один?
К а т я. Где мы будем встречаться зимой? И что станет с базой?
П а ш к а. Еще дожить надо. Вдруг не доживем?
К а т я. Не доживем, значит — в раю.
Тонкая в своей лиричности и иронии, но ставящая перед читателем жесткие вопросы пьеса-фантасмагория о неизлечимой болезни многих — злокачественной опухоли души. Лень или алчность, упрямство или праздность, подобно метастазам, год за годом убивают искру таланта, которая когда-то сияла в каждом из них. И даже «хирургическое» вмешательство высших сил, давших второй шанс, не гарантирует выздоровления.
Старая забытая страна стоит далеко на севере. Молчаливые башни её дворцов гордо высятся среди заснеженных пустошей, сверкая своими сводами в зловещей тишине. Однако легенды о странных и жутких вещах, что кроются в их мрачных чертогах, всё ещё живут. Они притягивают обездоленных странников, словно пламя мотыльков, и их крылья обгорают раз за разом, оставляя за собой лишь горы пепла. Но где-то глубоко во тьме морозного горнила ещё теплится слабая жизнь. Уродливый старик копошится в своих записях, водя пером по бумаге и бормоча что-то себе под нос.
Новогодний подарок))) Зимняя северная сказка по мотивам легенд и преданий жителей Крайнего Севера и Дальнего Востока. В стойбище около Круглого озера умирал старый шаман… Текст под редакцией М. Ровной.
В чудеса нужно верить… но не всегда им можно доверять. Если тебе приоткрылась дверь в этот тайный мир, подумай как следует, прежде чем идти туда. Ведь выхода из того мира может и не быть.
Жизнь Алекса меняется, когда его начинают преследовать постоянные обмороки и провалы в памяти. В это время в Нью-Полисе люди подвергаются атакам Тёмного мира. Его обитатели вернулись через века, чтобы отомстить Земле за изгнание. Тёмному миру противостоит Йеллоу — воин Жёлтого мира, планеты в Альтернативном Пространстве. Алекс понимает, что Йеллоу — это он и ищет других воинов. Осталось только вспомнить, кто есть кто.
Рассказ про то, как во времена, когда драконы правили эльфами и людьми, зародилась любовь между эльфом, который был подданным дракона и плененной эльфийкой, которая не хотела жить под властью драконов. Рассказ входит в антологию «Королевства Эльфов» («Realms of the Elves»), изданную в 2006 г. Редактор: Филип Этанс.