Дьявольский план - [5]

— Да, — сказала я, — нелегкая у тебя работенка. Но как филолог могу тебя успокоить, слово «сочувствие» не означает соболезнование, как могла понять твоя директриса, а «кипятиться» довольно мягкое, я бы сказала, парламентское выражение. Так что не переживай.

— Да я не переживаю, просто она мне на весь день настроение испортила. Так вы поставите свою подпись?

— Подпись я поставлю, — кивнула я, — меня, кстати, зовут Ольга и называй меня на «ты», пожалуйста.

— Это у нас инструкция такая, — поделился Алексей, — и вообще, устал я от этой работы.

— Извини за нескромный вопрос, — я перевернула очередную порцию котлет, — ты за идею работаешь или за деньги?

— Да какая там идея, — откровенно признался он, — просто я на мели был, а тут знакомая пристроила меня в штаб, говорит, там люди сумасшедшие деньги зарабатывают на выборах. Только я тебе скажу, может, кто и зарабатывает, а нам платят копейки.

— И сколько же, если не секрет?

— Если хочешь подработать, то я тебе не советую, — сказал он и, окинув взглядом обстановку и оборудование моей кухни, добавил:

— Но ты вроде бы в деньгах не нуждаешься.

— У меня есть работа, — подтвердила я его догадку, — а спрашиваю я тебя не из простого любопытства, а потому, что завтра беру интервью у вашего кандидата.

— Так ты — журналистка? С людьми общаешься? Здорово! А меня с этой работой люди начали почему-то немного раздражать.

— А у тебя есть какая-нибудь специальность? — спросила я.

— Да как сказать, — замялся он, — вроде бы и есть, а в то же время как бы и нет.

— Что же это за таинственная специальность? — заинтересовалась я.

— Ну, я умею драться.

— Так ты мог бы работать где-нибудь в охране, — предположила я, смерив взглядом его не слишком-то мускулистую фигуру.

— Стоять на воротах за пятьсот рублей в месяц… — тоскливо произнес он.

— Ну почему на воротах? — возразила я. — Можно, например, грузы сопровождать.

— Для этого нужна лицензия, — удрученно сказал он, — тогда могут взять в охранную фирму, а чтобы получить лицензию, деньги нужны, которых у меня пока нет.

— А где же ты работал до этого?

— После школы в «Политехе» два года отучился, потом, когда оттуда поперли за то, что с деканом повздорил, забрали в армию, а так как я до этого уже карате несколько лет занимался — взяли в спецвойска. Но там нас учили не драться, а убивать…

Он замолчал, уставившись куда-то в угол, как-будто что-то вспоминал, а потом вдруг, вздрогнув, словно очнувшись, продолжил:

— Предлагали остаться там, служить по контракту, но это не по мне — не могу подчиняться приказам… — Он вздохнул и провел рукой по своим русым волосам. — Вот уже почти два года перебиваюсь случайными заработками. Ну ладно, мне пора, — он как-то резко сменил тему разговора, — подпись-то дашь?

— Только после того, как пообедаем, — заявила я, — не люблю есть в одиночестве.

Глава 2

Утро следующего дня было чуть приветливей вчерашнего. Дождик перестал, небо немного просветлело, да и термометр, привинченный к оконной раме, показывал на три градуса выше, чем вчера. Я не могла не порадоваться такому незначительному, но все-таки ощутимому улучшению погоды.

Принимая душ, я несколько лишних минут понежилась под упругими струями горячей воды. В голове сами собой сложились вопросы, которые я намеревалась задать сегодня Корниенко. Я попробовала вчера набросать кое-что по этому поводу в блокноте, но, видит бог, делать предварительные пометки мне в тягость. Скажу без ложной скромности: я — дитя импровизации. Вот так, импровизируя под горячим душем, я мысленно приготовляла себя к грядущему интервью.

Акция протеста, к которой так убедительно и проникновенно призывал вчера Корниенко, действительно прошла перед зданием мэрии. В ней приняло участие не менее трех тысяч человек. Похоже, людей расшевелить все же удалось, и не последнюю роль в этом сыграло исчезновение Петрова. Конечно, акция была намечена задолго до этого происшествия и так и так состоялась бы, но случай с Петровым придал ей актуальную душераздирающую конкретику.

Перекусив на скорую руку бутербродами с сыром, я прошла в спальню, открыла шкаф и принялась перебирать его содержимое. Мой выбор пал на черный в тонкую белую полоску брючный костюм и строгую белую блузку.

Я сделала легкий дневной макияж, оделась и, прихватив с собой свой неизменный «Никон», вышла из квартиры. Я прямехонько отправилась в штаб «Родины», где меня должен был ждать Юрий Назарович.

Оставив машину на платной стоянке, без десяти десять я вошла в трехэтажное здание с темно-серым фасадом, что на улице Чапаева. Именно здесь и размещался штаб движения «Родина — это мы». Предъявив консьержке, сухопарой, ворчливой старушонке, свое удостоверение, я поднялась на второй этаж и что было сил толкнула высокую тяжелую дверь. Она с большой неохотой подалась, и я очутилась в неком подобии прихожей. Справа на обычной деревянной, выкрашенной лазурно-голубой краской двери висел плакат, напоминающий гражданам о неминуемости выборов в Думу и о готовности «Родины» не проиграть их. Я легонько постучала. Мой деликатный стук был неделикатно проигнорирован. Тогда я толкнула и эту даже не деревянную, а скорее фанерную дверь и вошла в большую, немного вытянутую комнату с так и эдак расставленными столами. На одном из столов, который как бы разделял комнату на два отсека, стояли два телефона, на ближнем к входной двери столе я увидела не самый слабый компьютер, за ним сидел русоволосый парень с хищным взором, трогательно пробивающейся бородкой под нижней губой и длинными волосами, забранными в хвост. У парня было волевое, сосредоточенное лицо, представлявшее причудливую, но столь дорогую сердцу любого россиянина смесь ювенальной восторженности на ясной, как сказочное утро, физиономии Алеши Поповича с орлино-гордой и победоносно-недоверчивой зрелостью на лике Ильи Муромца.