Дьявольский остров - [14]

– Пройдемте ко мне. Нам надо поговорить, – сказал начальник лагеря.

Кроме самого коменданта и фельдшера, к нему в кабинет прошли рыжебородый офицер и Стайнкукер. На дубовом столе стояла бутылка шотландского виски, на тарелках лежала порезанная на большие куски норвежская селедка, хлеб, вареная картошка, лук, бутерброды из черного хлеба и нежного куриного паштета. Вокруг закуски стояли заранее приготовленные четыре рюмочки.

– Прошу вас, за здоровье моего племянника. Новость о вашей удачной операции облетела острова. Вам благодарность от меня лично и от председателя лагтинга Аландских островов.

– Спасибо большое, но это был мой долг, – с достоинством ответил Шпильковский.

– Вот вам премия нашего парламента, – комендант достал из кармана пачку финских марок. – Но пока что я, конечно же, их отдать вам не могу. Деньги пока полежат у меня в сейфе до вашего освобождения.

Комендант открыл ключом стальной сейф, положил в него купюры и закрыл.

– Ну, давайте, – кивнул он рыжебородому. Тот разлил по рюмкам виски.

– Я пью за вас, за ваше умение! – произнес тост комендант.

Мужчины выпили.

– Ты, – обратился комендант к Стайнкукеру, жуя бутерброд с куриным паштетом, – теперь можешь написать обо всем в газете. Пускай товарищи знают о герое. Я не давал такого приказа, пока Готтфрид не почувствовал себя лучше, я не хотел об этом распространяться, но теперь можно.

– Да не стоит, – скромно сказал Шпильковский.

– Наливай.

Рыжебородый снова наполнил рюмки и поднял свою:

– За наше здоровье, которое находится в надежных руках русского доктора.

– За вас!

Трое мужчин – два шведа, подданных Финляндии, и один бывший батальонный комиссар РККА – чокнулись со старшим военфельдшером Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

Третья рюмка была выпита после универсального шведского тоста «ску-уль».

– На вашем месте после этой ужасной войны я остался бы у нас, на нашем острове. Видите ли, врача у нас нет, а люди стареют, им нужна медицинская помощь. Вы бы хорошо зарабатывали, правительство выделило бы вам жилье.

– Спасибо, здесь бы я был практикующим терапевтом, а вот у себя на родине я скорее ученый, чем врач, я провожу различные исследования.

– Смотрите, чтобы комиссары не отправили вас исследовать сибирскую тайгу, – комендант показал на Стайнкукера.

Тот глупо улыбался. Рыжебородый громко засмеялся.

– А попытка побега отсюда равносильна самоубийству. Зима, холод, до Советского Союза – несколько сотен километров, которые надо пройти по территориальным водам Финляндии, а еще в Ботническом заливе столько якорных мин, как фрикаделек в супе. Хоть вы и дружны с красным капитаном, но он же не Посейдон… А здесь у нас твердая земля под ногами, тепло, гарантированный кусок хлеба, одежда-обувь по сезону, компания друзей по несчастью…

– А кое-кто из них нам все о вас докладывает, – подмигнул рыжебородый.

– Но мы надеемся на ваше благоразумие, – серьезно сказал комендант.

Возникла напряженная пауза.

– Давайте лучше выпьем за Аландские острова, – вовремя нашелся Стайнкукер. У комиссара язык был подвешен не только перед строем солдат, но и за столом…

– Давайте, – согласился комендант.

Его помощник налил.

– За Аланды! – по-шведски сказал Стайнкукер.

– За Аланды! – хором повторили все остальные.

Перед уходом Шпильковский попытался вернуть коменданту его рукавицы.

– Не надо, берите себе. Это мой вам подарок.

– Спасибо, – поблагодарил военфельдшер.

* * *

Вечером того же дня Альберт Валерьянович прошептал Брониславу:

– Комендант подозревает, что мы с тобой готовим побег. Кто-то стучит.

– Я знаю, кто это, – решительно ответил краснофлотец.

6

Выходные для охраны лагеря начинались с полезных хлопот. Первая смена в субботу утром сдавала в прачечную грязное белье и форму, получала чистую или по необходимости – новую. Вторая смена делала то же самое в воскресенье. Стиркой в прачечной не ограничивались. Здесь же некоторые военнопленные занимались починкой одежды и ее дезинфекцией. Комендант строго следил за чистотой формы подчиненных и их личной гигиеной, потому как знал по опыту Первой мировой войны о страшной болезни – сыпном тифе, разносчиком которой были платяные вши. Добровольцы из числа заключенных лагеря внимательно осматривали вещи охранников, затем стирали, замачивали или кипятили майки, трусы, портянки, штаны, кители и даже бушлаты своих надзирателей. Тому, кто находил в одежде вошь или гниду, выдавали поощрение – папиросы или травяной чай, а вещи отдавались на термообработку или, если были очень заношены и заражены, просто сжигались.

Прачечная напоминала общую баню, совмещенную с кухней, – сводчатый зал, с полом, обложенным кафельной плиткой, несколько больших кранов с холодной и горячей водой, похожие на железные гробы корыта у стен, а в центре – плита, на которой в баках и ведрах кипятили белье.

В эту субботу у Силантия Хомутаря было очень много работы. Он склонился над корытом и двумя руками драил на стиральной доске финскую гимнастерку. В прачечной клубились густые облака теплого пара, из-за чего уже в двух метрах ничего не было видно.

– Эй, Харитоныч, – крикнул Силантий, – глянь-ка, закипела ль вода в зеленом баке?