Дьявольский кредит - [158]

Тем не менее, в случае с этой деревней, набега не было, всё решилось поединком по старому обычаю, так что никто кроме последующего хозяина не имел притязаний на живой трофей.

Впрочем, можно долго рыться, выискивая корни преданности Крола, как его иногда сокращённо называли, но истинная её причина не в мотивации. Преданность и послушание, как бы это ни было странно для потомка йотуна, были его врождёнными чертами: пока мать была жива, он беспрекословно выполнял всё, что она просила, и ухаживал за ней; когда её не стало, он слушался деревенских жителей и старейшину, с одинаковым рвением выполняя хозяйственную работу и участвуя в обороне поселения; после же памятного поединка, его преданность переключилась на человека, сохранившего ему жизнь.

За время, прожитое лэйсингом, Крольм успел неоднократно устыдиться того, что в тот раз в порыве эмоций попытался убить себя, ведь тогда бы он так и оставил мать неотмщённой. Да и пока жил среди северян, он стал спокойнее, увереннее — более уравновешенным.

К тому же, душу хримтурсена грело то, что когда хозяин расспросил о его происхождении, заинтересовавшись, с чего он так вымахал, то от последовавшей истории проникся и пообещал помочь при случае. После этого и начались предложения о выкупе.

И, тем не менее, телохранитель, постоянно тенью следовавший за своим благодетелем, временами раздражал его и удостаивался поручений вроде: «Сбегай, купи пару бочонков вина, вот деньги.» или «Пойди, протопи, как следует, баню, ты знаешь, я люблю пожарче.» Крольм понимал, что если «хозяин» поручает подобную работу — это значит, что он достал его постоянным присутствием, но поделать с собой ничего не мог, и в следующий раз всё повторялось.

Так вышло и на этот раз: хозяин трапезничал и пил вино с друзьями, а когда вино закончилось, отправил верного слугу за добавкой из замка в город среди ночи. Пока хримтурсен волок на себе пару бочонков любимого вина своего господина, поднялось солнце, а хозяин с друзьями уже разошлись.

Прошёл день, а когда под вечер «хозяин» не вернулся, Крол занервничал. Когда он и утром не объявился, лэйсинг поставил на уши весь дом и узнал, что господин отправился на юг. Поскольку в этот раз ему не приказывали оставаться дома, он уговорил домочадцев отпустить его вдогонку, на помощь. От предложенной лошади или запряжённой повозки он отказался, поскольку не умел держаться в седле, да и править повозкой — тоже. К тому же, животные его по ряду причин побаивались. Так что в путь он отправился на своих двоих, не особо рассчитывая догнать хозяина, уехавшего верхом, но, зная, что тот будет часто останавливаться ради пьянок с друзьями, надеялся на эти задержки.

В который раз предаваясь воспоминаниям, он окольными путями прошествовал мимо Тирхена, стараясь избегать контактов с людьми. Как он ни старался сутулиться, кутаясь в грязно-коричневый кожаный плащ с капюшоном, его рост всё равно бросался в глаза любому встреченному прохожему. И если бы дело было только в росте: его кожа имела молочно-белый цвет, а волосы казались не то толстым слоем инея на голове, не то выкрашенной мелом шапкой из щетины ежа. Кроме того, от места, где он находился, веяло прохладой на несколько шагов вокруг, а оказавшись в замкнутом помещении, он за несколько минут охлаждал его пространство на несколько градусов. Правда, упав на эти несколько градусов, температура стабилизировалась и дальше воздух не охлаждался. Это сказывалась отцовская кровь.

Из-за этих внешних отличий Крольм и избегал основных дорог, стараясь никому не попадаться на глаза. Ночлегу в городах он предпочитал кучу листьев или мох в лесу, припасы же он добывал охотой. С севера он прихватил подаренную хозяином кольчугу из чёрной стали, а вместо поддоспешника на нём была куртка из шкуры хримландского зубра, повёрнутая мехом внутрь. Заодно при нём был колчан с двадцатью сулицами, которые он голыми руками метал не хуже, чем иные мастера пускают стрелы из лука. Да что там лук? По силе каждый такой бросок мог сравниться с выстрелом баллисты. Проблем в том, чтобы убить этими короткими копьями оленя с пятидесяти шагов, для него попросту не существовало.

Впрочем, в плащ он кутался не только ради скрытности — его бледная кожа совсем не вырабатывала пигмент, а за несколько часов на солнце сильно краснела и начинала саднить, как открытая рана, затем, пару дней спустя, шелушиться и облезать, вызывая жуткий зуд. Так что солнце Крольм оправданно недолюбливал.

Так, увлечённый своими мыслями и глядя под ноги, он вышел на поляну, рассчитывая обустроить на ней лагерь и заночевать. Каково же было его удивление, когда, подняв глаза, он увидел, как на поляну из чащи напротив выходят вооружённые люди и строятся полукругом, явно собираясь его окружать.

— Эй, паренёк, не отсыплешь монет страждущим? — Наглым самоуверенным тоном окликнул его один из «лесных братьев», ухмыляясь уголком рта.

— Нет, да и с чего бы? — С тяжёлым вздохом ответил Крольм, понимая, что эта встреча добром не кончится. — Самому на еду не хватает, охотой живу. — Он тряхнул верёвку, висевшую через плечо, которой были связаны за задние лапы две увесистых заячьих тушки, одновременно положив руку на рукоять булавы, висевшей на поясе. Впрочем, последний жест остался незамеченным уже полностью окружившими его людьми благодаря плащу.