Дьявольский эликсир - [41]

— Вот он, — сказала нянька и указала на Августу.

— Ну, не болтай зря, — грубо отозвалась соседка. — Тот был новорожденный? Этому уж никак скоро два года будет, провалиться мне на этом месте. Я его и в глаза-то не видывала. Это вовсе и не из Саллиных ребят.

Нянька ответила сердито, что совсем не понравилось соседке миссис Браун, и не обошлось бы без скандала, если бы снова не вмешался суровый полицейский и не приказал женщинам замолчать. Обе обращались к его посредничеству, но он не слушал ни ту, ни другую и грубо посоветовал им «прикусить языки». Пока все это происходило в комнате для свидетелей, Прюденс в мучительном страхе ожидала, когда ее вызовут.

Наконец было объявлено дело королевы против миссис Браун, и Салли во второй раз предстала перед судом по обвинению в преступной нерадивости по отношению к отданным на ее попечение детям в возрасте менее одного года. Ее также обвиняли в том, что она, не имея специального разрешения, принимала к себе детей и нарушала акт 25 Виктории, секция 22, параграф 4.

Один из служащих Общества защиты детей рассказал, что полиция сообщила ему о бедственном положении ребенка, которого Салли при аресте употребила как орудие драки. Он тут же отправился в полицию, где держали подсудимую, узнал ее имя, адрес и начал наводить справки. Затем следовало подробное описание Пломмерс-коттедж и найденных там несчастных детей — грязных, больных, голодных.

Свидетелей вызывали одного за другим, и все они показывали, что дети целыми днями оставались без пищи, без присмотра, в нетопленом помещении. Детей также представили суду. Нянька из работного дома, когда пришла ее очередь, сообщила, в каком плачевном виде она их приняла.

Затем объявили, что нашлись имена и адреса родителей несчастных детей, что некоторые из этих родителей — люди вполне самостоятельные и что их вызовут в суд, чтобы они под присягой рассказали, каких детей они передавали подсудимой. По залу пронесся взволнованный шепот, все ожидали скандала. Состоятельные люди не отдают детей Салли Браун, не имея на то основательных причин. Затем воцарилась мертвая тишина, и пристав возвестил:

— Прюденс Семафор.

XXI Прюденс дает показания

Мисс Прюденс Семафор, делясь впоследствии своими ощущениями от пребывания на свидетельской скамье, говорила, что для нее все тогда перевернулось с ног на голову. Если кто-нибудь захочет испытать это чувство, не проходя через все мучения, посланные жестокой судьбой этой несчастной леди, пусть вызовется — не имея привычки говорить публично — произнести послеобеденный спич. Головокружение, туман в глазах и сквозь него море лиц, слабость в коленях, сухость в горле, смятение мыслей и беспомощность, которую он непременно испытает, помогут вам понять ее чувства. Невозможность умереть тут же, сию минуту, прежде чем придется заговорить, покажется тяжелым испытанием, но доброволец по крайней мере будет избавлен от того страха, который испытывала теперь мисс Прюденс, — страха попасться в когти закона. Тот, кто произносит спич, не навлекает на себя уголовной ответственности (что иногда очень жаль), но почтенная старая дева, замешанная в темных делишках, связанных с детьми, — старая дева, искренность и добросовестность которой может подтвердить лишь один беспомощный, безгласный младенец, едва ли может надеяться выгородить себя.

Прюденс знала, что ее история дико неправдоподобна. Она была уверена, что никто не поверит ей, даже если она принесет присягу. Это убеждение придавало нерешительность ее манерам, неуверенность ее тону, который клеймил ее в глазах всех присутствующих как дерзкую, но неискусную лгунью.

— Ишь, могла бы выдумать что-нибудь и получше! — шептались в зале, когда, отвечая на вопрос председателя, она заявила, что ребенок, переданный ею миссис Браун, — ее сестра.

— Вы хотите сказать, ваша сводная сестра? — уточнил председатель. — Она гораздо моложе вас.

— Нет, сэр. Она моя сестра. Моя старшая сестра.

Это странное заявление было встречено взрывом хохота.

— Ваша старшая сестра?

— Да.

— Ваши родители живы?

— Нет.

— Когда же они умерли?

— Моя мать умерла шестнадцать лет тому назад, отец — на три года позже.

— И все-таки вы говорите, что этот ребенок — ваша старшая сестра?

— О, сэр, милорд, ваша честь, — в слезах пролепетала Прюденс, — уверяю вас, что говорю правду. Я знаю, что мне никто не поверит, но это правда.

За судейским столом раздался легкий смех, и кто-то шепнул:

— Странная иллюзия! Конечно же, она сумасшедшая.

Прюденс, услышав эти слова, гордо приосанилась.

— Нет, — возразила она, — я не сумасшедшая, и это не иллюзия. Вы позволите мне рассказать всю правду, сэр? Ребенок, которого я передала этой дурной женщине, — моя сестра, и она старше меня. Мы купили омолаживающий эликсир, о котором писали в «Лейдис Пикториал». Сестре следовало выпить немножко, но, к несчастью, она приняла слишком большую дозу, и верите вы мне, или нет, но в ту же ночь я нашла ее превратившейся в этого маленького ребенка, что теперь находится перед вами.

Громкий хохот заглушил ее слова. Прокурор отнесся к сказанному весьма сурово.

— Не знаю, мисс, каково может быть состояние ваших умственных способностей, — проговорил он, — хотя я, конечно, посоветовал бы вашим родственникам заняться этим вопросом, — но мы не можем допустить, чтобы время суда тратилось на выслушивание столь нелепых показаний. Помните, пожалуйста, что вы находитесь под присягой, и отвечайте правдиво на задаваемые вам вопросы.