Дьявольские наслаждения - [54]

— Так будет лучше. А если они нас здесь найдут?

Эмма в ужасе посмотрела на него.

— Я скорее утоплюсь в Темзе.

Он поморщился. Ее тревога передалась и ему.

— Я брошу вызов всей твоей семье… обращусь к принцу-регенту, вообще ко всем влиятельным особам в Европе. Я заявлю во всеуслышание, что ты — моя.

Она внимательно на него взглянула, потом начала смеяться.

— Ты считаешь, что это поможет?

Он поднял бровь, не поняв, одобряет она его или нет.

— Нет, просто… трудно вообразить всех европейских влиятельных особ… — сквозь смех произнесла она.

Он чмокнул ее в нос, а она снова залилась смехом.

— Мадам, в чем причина вашего неподобающего поведения?

— В вас, милорд.

Он встал и подошел к окну, не позаботившись хоть чем-нибудь прикрыться.

— Очень благородно стоять на страже моей чести, — сказала Эмма уже тоном практичной, воспитанной леди. — Но подождем до утра.

— Ты уверена? Что-то мне подсказывает, что ждать нельзя.

Эмма извлекла из-под смятых простыней свои вещи и быстро оделась. Ничто не действовало так отрезвляюще на братьев и сестер Боскасл, как опасность. Эмма была в своей стихии, когда от нее кто-то зависел.

— Думаю, что нам надо потихоньку уйти…

— Поздно, — прошептал он, глядя в окно, через которое попал в комнату.

Эмма похолодела и подошла к нему.

— Ты о чем?

— Лестницы нет. Эта маленькая беспризорница меня надула.

Эмма высунулась в окно из-за его плеча.

— Беспризорница? — До нее не сразу дошло сказанное им, потому что даже сквозь одежду его близость волновала. — Господи, Эйдриан. Неужели ты вовлек в эту историю Харриет и она тебе помогла? Какое бесстыдство…

— Я хотел тебя увидеть. А попросить было некого. — Он смущенно пожал плечами и запустил руку в волосы.

Этот жест разбудил в Эмме материнские инстинкты. Сколько раз ей приходилось утирать братьям разбитые носы, перевязывать ссадины и чинить игрушечные мечи! Она приобрела ценный опыт в познании мужского характера и знала — необходимо щадить мужское самолюбие. В мужчине уживаются гордость и ранимость, трудно поддающиеся пониманию грубость и жестокость с доблестью и самопожертвованием. Она всегда требовала, чтобы братья умели за себя постоять, а при этом пряталась поблизости, чтобы прийти на выручку, если понадобится. Она заставляла их самим искать выход из опасных проделок.

И вот сейчас — невероятно, но это так — она противостоит тем самым мужчинам, которых всю жизнь опекала.

Эйдриан рассмеялся:

— Похоже, мне придется искать другой способ, чтобы скрыться.

— Ты смог бы влезть вон на то дерево? — с беспокойством спросила Эмма.

— Я и сонный мог бы на него влезть, — ответил он. — Но чем это мне поможет, когда внизу на скамейке сидит Дрейк и курит сигару?

— Дрейк? Ты уверен?

— Если только это не курящий в саду гном.

— Не помню, чтобы Дрейк когда-нибудь сидел под окном. Что прикажешь с тобой делать?

Эйдриан натянул рубашку и брюки.

— Я потихоньку спущусь вниз, а если меня заметят, то скажу, что только что вошел в дом.

Она покачала головой:

— Входить в дом без приглашения неприлично, и тебе никто не поверит.

Он поцеловал ее в макушку.

— Не более неприлично, чем то, что мы делали, поверь мне. Передай мне сапоги, дорогая. Что бы со мной ни случилось, это того стоит.

Покраснев, она нагнулась и сунула руку под кровать, но тут же оказалась зажатой между его ног. И они снова целовались. И с таким жаром, словно у них было полно времени, чтобы утолить страсть.

— Я ухожу. — Он, наконец, отпустил ее. — Но знай, это меня убивает. Я вернусь, как только улажу все с твоей семьей. Ох, Эмма, как же мне не хочется уходить!..

Она посмотрела на окно:

— Может, Дрейк уже ушел? Я проверю.

— А я проверю, что делается за дверью. Через пятнадцать секунд все стало ясно.

— Он еще там! — воскликнула Эмма.

— На лестничной площадке устроился Хэмм и, судя по всему, расположился на всю ночь, — угрюмо сообщил Эйдриан.

— Это ловушка. — Эмма прижалась спиной к стене. — Эйдриан, мы попали в ловушку Боскаслов.

Он огляделся:

— Здесь есть потайная дверь или каморка, куда я мог бы спрятаться?

— К сожалению, нет, — прошептала она.

— Твои братья каким-то образом прятались в свое время, ведь правда?

Она бросила на него сердитый взгляд.

— Сейчас ни к чему обсуждать эти прискорбные обстоятельства.

— А куда ведет эта дверь? — Эйдриан указал на гардеробную.

— Там спит моя служанка, но не смей туда входить. Ей сорок два года, и мужчин в своей комнате она никогда не принимала.

Он встал на колени и посмотрел в замочную скважину.

— Там уже двое мужчин и никакой служанки.

— Что? — Не поверив Эйдриану, Эмма сама посмотрела в глазок. — Господи, помоги! Это Грейсон и Уид.

Эйдриан выпрямился и печально рассмеялся.

— Выходит, это засада. Нам ничего не остается, как выйти к ним вместе. Путей к спасению нет. Девон наверняка сторожит у парадного входа.

Эмма поднялась с колен.

— Я скорее останусь в своей комнате до конца жизни, чем посмотрю в лицо братьям. Они превратят мою жизнь в ад, смакуя все подробности.

— Ты ни в чем не виновата, — попытался успокоить ее Эйдриан и кисло пошутил: — Порке подвергнусь я. Ты уж позаботься о моих достойных похоронах, хорошо?

Эмма побледнела, представив себе схватку в спальне между Эйдрианом и братьями. Ей остается лишь молиться, чтобы они сдержали свою ярость и вспомнили, что в доме живут ученицы, которых она, их наставница, предала. Скандал, в который она угодила, утром будет во всех подробностях известен всему Лондону. Эмма представила ликование Элис Клипстоун, когда та узнает, что ее соперницу уличили в любовной связи.