Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса - [155]
Уильям Стид сразу же понял, какой силой обладает выставка. Вид Белого города и его глубокое отличие от Черного города побудили его написать «Приходил ли Христос в Чикаго», книгу, которую часто считают первым шагом движения Город Прекрасный [229], целью которого было возвысить американские города до уровня великих городов Европы. Подобно Стиду, гражданские власти во всем мире увидели в выставке модель того, к чему необходимо стремиться. Они обращались к Бернэму, прося его применить те же самые градостроительные принципы, положенные в основу строительства Белого города, к перестройке их городов. Он стал пионером современного городского планирования. Им были разработаны планы расширения таких городов, как Кливленд, Сан-Франциско и Манила; кроме того, на рубеже веков он возглавил движение с целью реконструкции и расширения Вашингтона, дабы приблизить облик города к тому, каким его представлял себе Ланфан [230]. Во всех вышеперечисленных случаях Бернэм работал бесплатно.
Помогая разрабатывать новый градостроительный план Вашингтона, Бернэм убедил руководителя железнодорожной компании «Пенсильвания рейлроуд» Александра Кассата переместить грузовые магистрали и депо подальше от Эспланады [231], создав, таким образом, единый зеленый массив, простирающийся в наши дни от Капитолия до мемориала Линкольна. Другие города, среди которых были Форт-Уэрт, Атлантик-Сити и Сент-Луис, также обращались к Дэниелу Бернэму с просьбой разработать для них градостроительные планы, однако он отказал им, поскольку все его внимание было тогда сконцентрировано на последнем градостроительном плане города Чикаго. Отдельные аспекты его плана принимались и реализовывались на протяжении многих лет. Среди них нельзя не упомянуть создание прекрасной полосы парков, отделяющих город от берега озера, и отрезок Мичиган-авеню, названный «Чудесной милей». Одна часть прибрежной полосы парков, названная в его честь Бернэм-парком, включает в себя спроектированные им «Солдже филд» [232] и «Филд мьюзеум», Музей естественной истории, являющийся крупнейшим музеем такого рода в мире. Этот парк тянется в южном направлении вдоль озера в виде узкой зеленой полосы до самого Джексон-парка, где стоял дворец, в котором во время работы выставки размещался павильон «Изящных искусств», а сейчас, когда на его месте появилось постоянное здание, в нем расположился «Музей науки и промышленности». Перед ним расстилались лагуны и Лесистый остров, превратившийся сейчас в дикое и запущенное место, при взгляде на которое лицо Олмстеда наверняка расплылось бы в улыбке – хотя, без сомнения, он многое подверг бы критике.
В начале XX века выставка стала предметом горячих споров среди архитекторов. Критики утверждали, что выставка отбросила то, чем располагала Чикагская школа архитекторов – весь местный колорит, – и вместо этого вновь насадила приверженность к устаревшим классическим стилям. Повторяемая практически в каждом исследовании, эта точка зрения впервые получила известность, прозвучав в зажигательной речи одного человека, что затруднило – как это часто бывает в тесных и душных помещениях, где проходят академические дискуссии, – и даже сделало опасным попытки ее оспаривать.
Этим человеком был Луис Салливан, который первым и наиболее громогласно осудил влияние выставки на архитектуру, но сделал это на закате своей жизни через много лет после смерти Бернэма.
После выставки дела Салливана складывались неудачно. В течение первого депрессивного года после закрытия выставки фирма «Адлер и Салливан» заключила только два контракта; в 1895 году контрактов не было заключено вовсе. Салливану было тридцать восемь лет, и он уже был не в состоянии поддерживать отношения, которые могли бы приносить такие комиссионные вознаграждения, которые бы обеспечивали его кредитоспособность. Он был одиночкой, и притом нетерпимым одиночкой. Когда один из коллег-архитекторов обратился к Салливану за советом по поводу улучшения одного из своих проектов, Салливан ответил: «Если я и покажу тебе это, то ты вряд ли вообще поймешь, о чем речь».
Когда практика перестала приносить доход, Салливану пришлось оставить свой офис в «Аудиториуме» и заняться распродажей личных вещей. Он сильно пил и пристрастился к психотропным наркотическим веществам, называемым бромидами. Между 1895 и 1922 годами Салливан построил всего двадцать пять новых объектов, примерно по одному в течение года. Время от времени он заходил к Бернэму, чтобы раздобыть денег, хотя неизвестно, брал ли он у него деньги в долг или продавал Бернэму работы своей личной коллекции. В одной из записей в дневнике Бернэма за 1911 год говорится: «Луис Салливан заходил, чтобы занять денег у ДХБ». В том же году Салливан надписал серию своих рисунков: «Дэниелу Х. Бернэму с наилучшими пожеланиями от его друга Луиса Г. Салливана».
