Дьявол не любит ждать - [4]

Каким же кошмаром должна быть жизнь этих метисов, полукровок или черноногих — французов, родившихся в Алжире. «Они же как животные, — подумал Матис, — только запертые не внутри, а снаружи — за пределами города-клетки». Впрочем, в его служебные обязанности не входило вникать в несовершенство мира. От него требовалось выяснить, не было ли убийство Хашима чем-то большим, нежели обычный выстрел в ходе криминальных разборок между местными обитателями, и какое отношение вся эта история могла иметь к работе Второго управления.

Начальник отдела, само собой, потребует письменного отчета, так что лучше хотя бы постараться проникнуться атмосферой этой «Радуги», чтобы нащупать нить событий. По возвращении в офис придется просмотреть все досье по сходным убийствам, а также связаться со Службой иммиграции и на основании предоставленных данных попытаться установить, есть ли между этими преступлениями какая-либо связь и нет ли тут повода для серьезного беспокойства. Целый отдел во Втором управлении занимался негативными последствиями французских колониальных войн. Восьмилетняя борьба за независимость Алжира жестоко расколола не только сам Алжир, но и Францию; политические проблемы, вызванные этим расколом, нарастали как снежный ком, и решить их удалось лишь вернувшемуся, казалось бы, из политического небытия генералу де Голлю — лидеру времен Второй мировой войны. Губы Матиса дрогнули в улыбке, когда он вспомнил, каким почтением и обожанием проникалось лицо Сильви, когда она с придыханием произносила имя великого человека. В то же самое время куда более болезненным и позорным в геополитическом плане было поражение французской армии в Индокитае, вернее, в той его части, которая теперь провозгласила себя Вьетнамом. Унижение от разгрома под Дьенбьенфу словно каленым железом обожгло душу Франции, оставив глубокую, до сих пор не зажившую рану.

«Утешает в этой ситуации, — подумал Матис, — только то, что и американцы, втянувшиеся в войну в этом регионе, оказались на пути к катастрофе». Что же касается его лично и его коллег, то для них Алжир и Индокитай представляли собой несколько иную, хотя тоже безрадостную картину: Францию наводнили тысячи иммигрантов, озлобленных, нищих, склонных к насилию; многие имели криминальный опыт, а некоторые, как стало выясняться в последнее время, были заклятыми врагами Французской Республики.

Матис методично зарисовал план квартала и предположил направление, откуда убийца мог подойти к этой пропахшей мочой лестничной площадке. Кроме того, он набросал в блокноте несколько предварительных рекомендаций, которые собирался дать участковому местной жандармерии.

Закурив еще одну сигарету, Матис спустился по лестнице. Поблагодарив полицейского, он направился к обочине шоссе, где его ждал «ситроен», по-прежнему урчавший мотором на холостых оборотах.

— Отвезите меня в морг.

Большая машина медленно развернулась, и на миг ее фары выхватили из темноты одинокий силуэт в одной из дверей первого этажа. На голове у незнакомца было кепи Иностранного легиона; когда «ситроен» влился в поток уличного движения, он быстро пошел прочь, словно поняв, что больше ничего интересного тут не произойдет, а все, что нужно, он уже видел.

В морге пришлось некоторое время подождать, пока дежурный администратор не выписал разрешение на осмотр тела. Матис попросил бесстрастного водителя остаться и подождать его.

— Есть, месье, — отчеканил тот и вернулся в машину.

Администратор ушел вглубь служебных помещений и вскоре вернулся вместе с патологоанатомом, пожилым человеком в золотых очках и с тонкими черными усиками, который пожал руку Матису и представился как Дюмон.

Проверив и перепроверив поданные администратором списки и сверив их с номерками на каталках, Дюмон наконец нашел то, что искал, и, взявшись обеими руками за толстую металлическую ручку, вывез нужную каталку в центр зала.

В такие моменты Матис всегда испытывал легкую дрожь волнения. Труп уже остыл и приобрел сероватый оттенок, и, хотя сотрудники морга успели обмыть его, лицо представляло собой сплошное месиво под коркой запекшейся крови.

Хашим выглядел точно так же, как и тысячи молодых алжирцев, образ жизни которых не мог привести ни к чему хорошему. И все же…

— Причина смерти? — спросил Матис.

— Пулевое ранение, выстрел произведен через рот прямо в нёбо.

— А почему нос расквашен?

— Похоже, сначала его избили, — сказал Дюмон. — Но дело не только в носе. Поглядите на его правую руку.

Матис поднял сжатую в кулак кисть Хашима. Между скрюченных пальцев виднелся окровавленный кусок мяса.

— Что за…

— Это его язык, — пояснил Дюмон.

Матис опустил руку покойника:

— Зачем уродовать человека, который уже мертв? Может, это какой-то знак или сигнал — что скажете?

— Это было сделано еще до того, как он умер, — ответил Дюмон. — Я почти уверен, что в тот момент он был еще жив. Это сделали щипцами, клещами или чем-то вроде того.

— Бог ты мой!

— Лично я никогда ничего подобного не видел.

— Вот как? — переспросил Матис. — А мне вот доводилось. С чем-то подобным я уже сталкивался. Это было где-то… где-то. В любом случае спасибо, доктор. Теперь можете его убирать. Вернемся каждый к своей работе.