Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления - [22]

Однако в начале января 1992 года, когда следователи пришли к заключению, что Уиллингэм виновен в поджоге и убийстве, показания свидетелей меняются не в его пользу. В первом своем заявлении Дайана Барби назвала состояние Уиллингэма «истерическим» и рассказала, как пламя вырвалось, словно при взрыве, и охватило крыльцо. Однако 4 января, после того как пожарные следователи заподозрили Уиллингэма в убийстве, миссис Барби высказала предположение, что он вполне мог вовремя вернуться за детьми, поскольку она видела только «дым, выбивавшийся из-под двери дома» и дым этот был «не таким уж густым».

Еще более резкие изменения произошли в свидетельских показаниях священника отца Монэгена. В первом заявлении он представил Уиллингэма безутешным отцом, который готов был пожертвовать собственной жизнью и которого с трудом удерживали от попыток броситься в горящий дом. Но когда следователи подготовили дело и собрались арестовать Уиллингэма, тот же священник почему-то пришел к выводу, что тот чересчур бурно проявлял свои эмоции («Он рыдал, как мать, на глазах у которой погибают рожденные ею дети»). Монэген, дескать, «в глубине души» почувствовал, что Уиллингэм «имеет какое-то отношение к возникновению пожара».

Десятки исследований подтверждают, что воспоминания очевидцев меняются, когда им предоставляют дополнительную информацию в новом освещении. Итьель Дрор, специалист по психологии, который проводил масштабное исследование показаний очевидцев и экспертов по различным уголовным делам, сказал мне:

— Человеческий разум — не пассивный регистратор событий. Стоит вам принять какую-то точку зрения, и вы начинаете по-другому воспринимать информацию. Тогда ваши собственные воспоминания начинают выглядеть в ваших глазах совершенно иначе.

После этого визита в судебный архив у Элизабет Джилберт возникли сомнения относительно того, какими мотивами мог руководствоваться Уиллингэм, и она с еще большей настойчивостью стала задавать ему этот вопрос. В ответ он написал ей: «Я стараюсь поменьше говорить об этом (о смерти детей), но для меня это остается самой сильной болью». Он признал, что был «дерьмовым мужем» и бил Стейси, но теперь он об этом сожалел. Однако детей, по его словам, Уиллингэм очень любил и ни за что бы не причинил им вреда. Отцовство преобразило его, он перестал хулиганить, «остепенился», «стал мужчиной». Примерно за три месяца до пожара они со Стейси, до того не регистрировавшие свои отношения, совершили скромный обряд бракосочетания в родном городе Уиллингэма Ардморе.

Далее он писал, что обвинение уцепилось за различные эпизоды его прежней жизни и неправильно истолковало обстоятельства рокового пожара, чтобы превратить его в «демона», как представил его прокурор Джексон. Уиллингэм пояснил, к примеру, что он вспомнил об автомобиле и отогнал его подальше от дома не из «хладнокровия», а из страха, что машина взорвется и этот взрыв погубит детей.

Разобраться в этой противоречивой истории было нелегко. Джилберт попыталась поговорить с ее участниками и расспросить их. «Друзья называли меня сумасшедшей, — вспоминала Джилберт. — Никогда прежде я не пускалась в такую авантюру».

Однажды утром, когда родители Уиллингэма в очередной раз приехали навестить его, Элизабет Джилберт попросила их сначала встретиться с ней в кофейне возле тюрьмы. Джину было уже за семьдесят, но, хотя в его волосах появилась седина и темные глаза прятались за очками с толстыми стеклами, он все еще сохранил «классический облик Уиллингэмов». Юджиния, пятидесятилетняя, уже совершенно седая, приветливая и разговорчивая, удачно дополняла своего строгого, сдержанного супруга.

Поездка из Оклахомы в Техас занимала шесть часов; супруги поднялись в три часа утра, а поскольку денег на гостиницу не хватало, им предстояло в тот же день вернуться домой. «Я понимаю, каким грузом я вишу на них», — писал Уиллингэм в одном из писем к Элизабет.

За чашкой кофе Юджиния и Джин неоднократно выражали Элизабет благодарность — наконец кто-то заинтересовался делом Тодда. Джин решительно повторил: у его сына хватает недостатков, но Тодд не может быть убийцей.

Юджиния вспомнила, что накануне пожара она разговаривала по телефону с Тоддом. Они с Джином собирались через пару дней приехать к детям на Рождество, и Тодд сказал ей, что они со Стейси и детьми только что сфотографировались к Рождеству.

— Он сказал: «У нас готовы рождественские фотографии», — говорила Юджиния. — А потом он передал трубку Эмбер, и та пустилась что-то рассказывать про одну из маленьких. Тодд вовсе не был зол или расстроен. Я бы сразу поняла, если бы у него что-то было на уме.

На этом Джин и Юджиния попрощались с Элизабет: им отводилось всего четыре часа на свидание с сыном, и они не хотели терять ни минуты. Перед уходом Джин попросил:

— Дайте нам знать, если удастся что-то выяснить.

В следующие недели Джилберт продолжала изучать информацию. Многие свидетели, как и Барби, пребывали в уверенности, что Уиллингэм виновен, однако у его друзей и родственников появились сомнения. Нашлись у Тодда заступники и среди представителей власти. Полли Гудин, осуществлявшая надзор за Уиллингэмом, когда тот отбывал условный срок за свои подростковые провинности, не так давно призналась мне, что Тодд «принадлежал к числу ее любимчиков». По ее словам, он никогда не был склонен к проявлениям социопатии и даже к аномалиям в поведении. Даже судья Бебе Бриджес, которой не раз доводилось, как она выразилась, «противостоять» Уиллингэму (она отправила его в тюрьму за воровство), сказала мне, что не может поверить в детоубийство.