Дядя Зяма - [73]
Ури-косой, который при этом присутствовал, согласился со старшим братом и одобрил затрещину. И правда… О чем такому юнцу, как Пейшка, шушукаться со старшими? Ему еще учиться и учиться… А может, Пейшка вообще снюхался с хромым шапочником?
Но оказалось, что старшим подмастерьям не по душе пришлось ни Зямино рукоприкладство, ни Урино одобрение. Потому что сразу после того, как все это произошло, они поснимали передники и надели пальто.
— Что это за новая мода? — раскричался, вспыхнув, как огонь, Зяма.
— Вам скоро расскажут! — спокойно и загадочно ответили ему.
— Кто мне расскажет? Что расскажут?! — хорохорился Зяма.
На это ему никто ничего не ответил. Только Бендет, старший подмастерье, тихо, даже отчасти застенчиво, но в то же время не отвечая на вопрос прямо, сказал:
— И… что вы руки распускаете? Своим детям затрещины отвешивайте…
Помирить всех попробовал Зямин гой с «золотыми руками», мастер подкрашивать беличьи и хорьковые пластины. Он дыхнул на хозяина перегаром и благодушием:
— Ну, слушай, барин, голубчик! Пойди, поговори с ними!.. Ты же видишь… Родной, помирись!
И на нем-то Зяма и выместил всю свою злость:
— Ты, пьянчуга, не мешайся! Тебя не спрашивают. Молчи!
Все ушли.
А разговаривать с Зямой пришел человек, который вообще не имел отношения к скорняцкому делу. Угадайте кто? Шапочник! Шапочник Хаце-хромой… Это его, оказывается, послали разговаривать с дядей Зямой. Он прихромал на своем черном костыле, в суконном картузе с козырьком, из-под которого смотрели пронзительные глаза. Язык так и вертится между жидкими подстриженными усами и такой же бородкой: доброе утро, реб Зяма! Пришел поговорить с реб Зямой о забастовке, которая…
Зяма его грубо перебил:
— И давно ты породнился со скорняками? Ты-то?!
А шапочник ему и говорит, совершенно спокойно: во-первых, он, Хаце-шапочник, ему не «ты», а «вы». Он, дескать, с реб Зямой вместе гусей не пас, чтобы тот ему «тыкал»; а во-вторых, дескать, скорнякам он и вправду свой…
— Присаживайтесь, реб Зяма! — вдруг вежливо сказал шапочник, а взгляд-то острый как нож.
«Присаживайтесь!» — и таким тоном, будто не он пришел договариваться с Зямой, а, наоборот, Зяма пришел к нему. И гляньте-ка, странное дело! Зяма побледнел и сел.
— Во-первых, — говорит хромой шапочник, кладя свой костыль в угол и тоже садясь, — во-первых, будьте добры, помиритесь с Пейшкой и выдайте ему наличными двадцать пять рублей, и пусть Пейшка делает с ними, что хочет: хочет — себе возьмет, хочет — раздаст бедным… Во-вторых, рубль прибавки в неделю каждому подмастерью — и Пейшке тоже! А в-третьих…
— Может, и гою-пьянчуге тоже? — перебивает Зяма желчно.
— Конечно, гою тоже! — отвечает, улыбаясь, Хаце-шапочник. — Что же он, не человек, что ли?
Тут Зяма прямо-таки подпрыгнул:
— Вон из моего дома, хромой черт! Вон!
Шапочник совершенно невозмутимо взял свой костыль, оперся на него той половиной тела, которая покороче, и похромал… Даже дверью не хлопнул. Видать, не обиделся.
Груды несшитых бобров, нераскроенных белок остались лежать точно после резни. По всему дому валялись набитые засохшими квасцами хорьковые шкурки с вытянутыми хвостами и, казалось, говорили хозяину: «Пропали мы и для Шклова, и для Нижнего, ни шуб не будет, ни заработков…»
Тем временем весть о том, что устроили Зямины подмастерья, разнеслась по городу, обрастая подробностями: у Зямы была драка, его, наверное, отделают, как хозяина купальни, а дом подожгут…
Утро в любавичском бесмедреше, сразу после чтения раздела Мишны[266]. Все, сидя за длинным столом над уже закрытыми книгами, снимают тфилин рабейну Тама[267], целуют их и сворачивают ремни. Тут-то языки, занятые доселе молитвой и Мишной, наконец развязываются. Время — перед завтраком. Тянет уйти, но никто не трогается с места. Выглядит это как своего рода сход. Дядя Ури только что рассказал про Зяминых подмастерьев и про затрещину со всеми подробностями — сразу все изложил! Общине следует поступить по уму, ох следует. Ури истолковывает стих из Свитка Эстер: Ки им ахрейш тахришун ло-эйс а-зейс…[268] — если вы все по этому поводу промолчите, Зяма сам решит, что ему делать, но тогда уж у вас самих начнутся неприятности с приказчиками в лавках, с подмастерьями в мастерских, и никто за вас рыбку из пруда таскать не будет…
Слушавших эта проповедь поразила: и правда, как быть? Ну а с другой стороны, как прикажете иметь дело с этой шайкой? Не забыл ли реб Ури, что случилось с хозяином купальни? Конечно, реб Ури — купец… И реб Зяма — его кровный брат… Ну, послушаем.
Дядя Ури смерил всех сидящих за столом своим косым взглядом:
— Вот что надо сделать. Несколько человек, из тех, что говорят по-фоняцки, пусть отправятся все вместе к приставу. Надо еще взять с собой Йошку-парикмахера, взять, значит, с собой — у него вид представительный, он пан-и-брат[269] с приставом, недаром пристав не раз уже кушал у него фаршированную рыбу… Надо пойти всей компанией к этому самому приставу и дать ему на лапу, ясное дело, дать. Я внесу свою долю, Зяма — свою, вы тоже внесете… Кто ж не даст на общее дело? А уговаривать его надо будет так, так вот уговаривать: «Господин ты наш, барин-батюшка, погляди, возьмись, наведи порядок…»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
В этом романе Хаима Граде, одного из крупнейших еврейских писателей XX века, рассказана история духовных поисков мусарника Цемаха Атласа, основавшего ешиву в маленьком еврейском местечке в довоенной Литве и мучимого противоречием между непреклонностью учения и компромиссами, пойти на которые требует от него реальная, в том числе семейная, жизнь.
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. Польское восстание 1863 года жестоко подавлено, но страна переживает подъем, развивается промышленность, строятся новые заводы, прокладываются железные дороги. Обитатели еврейских местечек на распутье: кто-то пытается угнаться за стремительно меняющимся миром, другие стараются сохранить привычный жизненный уклад, остаться верными традициям и вере.