Дядя Веня - [3]

Астров. Кстати, кто их тогда познакомил? Уж не ты ли?

Войницкий. Я, я, я, — чудило грешное. Эй, Илья! Тебе сколько лет?

Телегин. Двадцать пять.

Войницкий. Уже не первой свежести… Все равно, слушай: не дай тебе Бог впасть в грех поклонения лже-пророку. Потому что за это не только тебе придется по гроб жизни расплачиваться, но и всем близким твоим — сестрам, братьям, родителям, детям — всем, до пятого колена! Как я в него верил тогда! Да и как было не поверить, на том-то фоне!

Входит Мария Борисовна с книгой, садится и читает.

Войницкий. Ты, Миша, наверное, уже забыл, каково оно было в тогдашнем спертом брежневском террариуме, где можно было только ползать, где воздуху свежего — ни глотка, одна усталая ложь, протухшая от многолетнего употребления. Рот разинешь — вдох сделать, а тебе туда — хоп — кусок дерьма заместо кислорода… знай свое место! Ужас… Причем даже ужас какой-то скучный, серятина, пошлость…

Астров. Знаешь, по-моему, ты слегка перегибаешь. Что-то ты сегодня склонен к преувеличениям. Разве не было в той эпохе своей прелести? Вспомни, сколько, к примеру, было у нас свободного времени. Свободы, точно, не было; но свободного времени — тоннами. Что тогда на работе делали? Кто-нибудь вообще тогда работал? Делай что хочешь — хошь читай, хошь козла забивай, хошь — свежую медсестру в каптерке окучивай… Еще и платили за это; немного, спору нет, зато регулярно… А дни здоровья… дни здоровья помнишь? Пьянки эти грандиозные? Эх, золотые были денечки… А поездки в колхоз? Ляжешь, бывало, на борозде, спиной к земле-матушке, дыхнешь в небо свежим перегаром; солнышко светит, птички поют, трактор урчит… красота! Стакан в лоб вбил, и никаких тебе забот — ни арабов, ни евреев, ни эфиопов… Не то что сейчас — сплошные гонки по вертикали — кто скорее в рай попадет.

Мария Борисовна(смеется). Чем вы мне нравитесь Миша, так это вашим оптимизмом. Ах, если бы Веня умел так радоваться жизни, как это делаете вы! Ну что ты рукой на меня машешь? Измучал уже всех хандрой своей бесконечной…

Телегин(садится на качели и начинает настраиваеть гитару). Вот-вот! Плюньте вы на все это, Вениамин Михайлович. Не стоит того. Как говорил мой сержант, каждой собаке — свое «бонзо». (поет) «О, позабудь былые увлеченья, не верь, не верь обману красоты…»

Где-то в доме звонит телефон. Никто на террасе не двигается с места.

Мария Борисовна. Ну!.. Кто-нибудь возьмет трубку?

Звонки прекращаются; на террасу с трубкой в руке выходит Леночка. Она подходит к Астрову вплотную, почти касаясь его грудью.

Леночка(жеманно). Миша, это вас. Женский голос…

Астров(с досадой). Ну вот! Разыскали все-таки. Уже и мобильник отключил, так нет, вычислили… (берет трубку) Алло! Да. Да. Да. Что? Еще раз, я вас плохо слышу… Да. Кашель есть? При чем тут каша? Я не спрашиваю, ест ли он кашу, с этим обратитесь к диетологу; я спрашиваю, есть ли у него кашель? Да. Да. Хорошо, я буду минут через двадцать. Не за что. (нажимает кнопку, заканчивая разговор) Ну не может быть выходного у человека! Где тут мой кейс? (оглядывается)

Леночка. Он в салоне, Миша. (берет Астрова под руку) Пойдемте, я вам покажу.

Мария Борисовна. Возвращайтесь обедать, Миша.

Астров. Да уж не знаю… Боюсь, поздно уже будет. Посмотрим. Всем привет.

Леночка и Астров уходят. Навстречу им входит Соня. Она подходит к Телегину и садится рядом с ним на качели. Они разговаривают вполголоса, отдельно от остальных.

Соня. Сыграй-ка мне что-нибудь, зайчик.

Телегин(ударяя по струнам). I want you!

Соня(смеется). Не сейчас, золотко.

Телегин(обиженно). А когда? Мы с тобой как не родные, право слово. Уже неделю не трахались в нормальных условиях. Сколько можно по кустам лазать?

Соня. Что я могу сделать? В доме всего три спальни.

Телегин. Не «всего три», а целых три. Почему твой козел-папаша со своей профурсеткой должен занимать именно нашу девичью светелку?

Соня. «Нашу»!

Телегин. Именно, нашу! Мы с тобой хаверим уже третий год. Что они хотят, чтоб мы в подворотне жарились?

Соня. Тише!.. А что ты предлагаешь?

Телегин. Неужели непонятно? Дядю Веню к старухам, козла с профурсеткой — на его место, а мы с тобой — по прежней программе. Бэнг-бэнг-бэнг…

Соня. Слушай, имей совесть. Он мне отец все-таки. Я его восемь лет не видела. И никакой он не козел. Просто несчастный человек.

Телегин. Ага, несчастный… Во-первых, ему до тебя как до лампочки. Он сюда не ради тебя приехал. Кстати, в самом деле, а зачем он сюда прикатил? Геморрой лечить? Веню доводить? Может, он тебе открылся, дочурке дорогой? Молчишь? Вот видишь — ты тоже не знаешь…

Соня. Знаешь что, если кто тут козел, так это ты. (передразнивает) «Наша девичья светелка»! Сними квартиру и будем жить как люди. (передразнивает) «Бэнг-бэнг-бэнг…» Слушать противно.

Телегин. Ты меня ниже пояса-то не бей. Сама ведь знаешь — мне еще год нужен. Вот добью этот гадский университет и сразу поженимся. Думаешь, мне эта бодяга не надоела? Все эти родственнички твои, с пальмы упавшие?

Соня(смеется). Не с пальмы, а с дуба. Они такие всегда были, даже когда пальм в окрестности не наблюдалось.

Телегин(мрачно). Угу.

Соня(толкает его плечом)