Дядя Джо. Роман с Бродским - [76]
— Отличная мысль! — воскликнула Рая. — Включим порнуху. Хватит политики. Мой Давид уже четвертый час лежит голенький с девочкой. Никак не могут насытиться, бедняжки.
Факт половой активности сына где-то неподалеку неумолимо переводил стрелки в голове Раи на эротические фантазии. Мне надо было срочно ретироваться.
— Девчонки, — сказал я твердым голосом и посмотрел по очереди каждой в глаза. — Я с Гандельсманом. Так уж получилось. Не могу ему изменить даже с журналистом радио «Свобода».
Произнесенное доходило до женщин туго.
— Как это? Прямо по-настоящему? — Лена даже покраснела.
— Любовь зла, — ответил я с виноватой интонацией. — Оказался охоч до либеральных ценностей. Особенно до гомосексуализма. Пойду я, наверное.
Я положил пакетик с разноцветным печеньем на тумбочку и направился к двери. Рая, еще не до конца просекшая фатальность положения, легла на тренажер для пресса и сделала несколько упражнений, широко раздвинув ноги.
— Смотри, как хорошо получается, — сказала она. — Просто секс-машина.
Я переставил пакетик с печеньем на тренажер, помахал теткам ручкой и ушел. Должно же быть во мне что-то святое, кроме подводной черепахи из детства.
На Гроув-стрит сидел на корточках Саид и нюхал розы у продавца цветов. Он был водителем такси — подвозил как-то меня с Александрой в Бруклин. По дороге у него спустило колесо, но я не разозлился, а помог его поменять. Денег за проезд с меня он не взял. Он был родом из Египта — проявил благодарность по отношению к России за Асуанскую ГЭС. Мы подружились. Пару раз ходили в кафе в Джерси Сити есть джайро[93]. Знакомых таксистов, готовых прийти на помощь, у меня было двое. Саид и Хургио из Колумбии, с которым мы считали, что Пабло Эскобар жив. Саид был в курсе моих романтических дел. От теток я возвращался в мрачном настроении.
— Поехали к Наташе, — сказал египтянин. — Отвезешь ей цветы. Нет женщин, которые отказываются от цветов.
Идея была безумной, но после сегодняшнего БДСМ-шоу смахивала на нечто стоящее. Я купил розы, которые Саид уже успел обнюхать, и через полчаса был в Инглвуде.
Ефимова встретила меня разочарованно.
— Нажрался? Приперся?
— У меня сухой закон.
— А у меня завтра экзамен. В семь утра.
В дом все-таки впустила, где мы спешно, в порядке шахматной партии выпили чая. Под щелчки шахматных часов.
— Я приеду к тебе свататься, — сказал я. — На коне.
— Что за феодализм?
Домой я возвращался по каким-то рельсам, напевая «иду домой по привычке». Саид не сомневался, что Наташка оставит меня у себя, и уехал. Я же заранее был уверен в обратном.
Удивительное равнодушие, которое охватывало меня тогда и сохраняется сейчас, непонятно мне до сих пор.
Чаша
— Почему ты приглашаешь в Нью-Йорк самых… неталантливых, — Марина Георгадзе[95] явно подыскивала подходящее слово к контингенту хобокенских фестивалей, и ей это удалось.
Мы жили с ней по соседству. Познакомились у Саши Сумеркина, который работал в «Новом журнале» и подрабатывал секретарем у Бродского. Необыкновенно мягкий, наблюдательный человек, он высовывал из свитера длинную черепашью шею и крутил маленькой лысой головой, дружески изучая окружающих. Мы с Маринкой только что убежали с выступления Кенжеева в студии у Виталия Комара, потому что устали от многословия.
— Я приглашаю друзей, — сказал я. — Они у меня самые талантливые.
— Нет, Дыма, друзей ты приглашаешь редко.
— Ты считаешь, что я хочу выслужиться перед Гандлевским и Приговым?
— В том-то и дело, что ты их в упор не видишь.
— Ну, конъюнктура такая. Приглашаю того, кто на слуху. Где мне взять других? — сказал я, вспомнив про машинку Крюгера. — Я их не читаю. Листаю. Пишут нормально, но неинтересно.
— Что я и говорю!
— Знаешь, — вдруг догадался я. — Я приглашаю их потому, что многие из них — short term poets. Поэты эфемерные, скоропортящиеся. Их задача — вспыхнуть и погаснуть. Иного не дано. Их надо жалеть. Если хочешь, это моя судьба. Чаша, которую нужно испить. Жертвоприношение. У меня всё есть, у них — ничего. Чтобы избежать больших бед, надо навлекать на себя маленькие. Другими словами, я хочу от них откупиться. Ты ведь хотела, чтобы я пригласил вместо Фанайловой или Петровой твою подругу? Проблема в том, что ее стихи мне тоже не нравятся.
— Ты думаешь, они тебе когда-нибудь помогут?
— Боже упаси. О чем ты, Марина? Не надо мне ничьей помощи.
По волнам моей памяти проплыл Шамшад Абдуллаев в окружении двух наложниц. Из его брючин сыпался ферганский песок и ровно ложился на дорожки университетского городка. Мимо пробежал Воденников в расстегнутой по пояс рубахе. На его розовой груди демонстративно покачивался русский крест. Проковылял вечный мальчик-старичок Александр Уланов. Губы его что-то шептали, но звуки не складывались в слова. С книгой наперевес, аки с иконой, из тьмы выступил Ярослав Могутин. На обложке он был запечатлен в обнимку с собственным членом. На выставку слоновьего навоза в Музее современного искусства пробежал Александр Скидан. Он по-птичьи поводил тонким носом, сломанным когда-то в школьной драке, чем был похож на меня. В берете под Арагона вышел Аркадий Драгомощенко и попросил прикурить. Лена Фанайлова зажгла ему сигарету. Из тьмы выступил Илья Кутик, похожий на бобра из мультфильма. Он тоже имел «справку о гениальности» от Дяди Джо, но пользовался ею с большей сноровкой, чем я. Пригов появляется на сцене в пиджаке с карманами, полными миловидных крыс. Их мордочки и хвостики торчат здесь и там. Лена Пахомова и Маша Максимова для смеха примеряют мужские пальто и встают на табуретки — они похожи на привидения, которыми Карлсон пугал фрекен Бок. Лев Рубинштейн умело протискивается сквозь толпу и показывает пальцами знак победы. Никому не понятно, что он имеет в виду. Немного сутулый Слава Курицын застенчиво улыбается. Он напрочь забыл про «русский постмодернизм». Марк Липовецкий о «постмодерне» не забыл. Он строго взирает на остальных — в американском университете трудно сменить специализацию. С немым укором смотрят на всех Кибиров и Гандлевский. Им до сих пор не верится, что время взяло свое. Драгомощенко целует руку Лене Шварц. Лена секунду держит перед ним маленькую ладошку с обгрызенными ногтями — и тут же ее отдергивает. Парщиков предлагает открыть издательство. Женя Бунимович сравнивает геометрию Манхэттена с очертаниями Васильевского острова. Ваня Жданов просит открыть ему пиво: бутылкой о бутылку. Прежнего навыка я не утратил. У нас была хорошая компания, думаю я. Нельзя относиться к поэзии столь критично. Все мы — одной крови.
Раньше мы воскуряли благовония в священных рощах, мирно пасли бизонов, прыгали через костры и коллективно купались голыми в зеркальных водоемах, а потом пришли цивилизаторы, крестоносцы… белые… Знакомая песенка, да? Я далек от идеализации язычества и гневного демонизма, плохо отношусь к жертвоприношениям, сниманию скальпов и отрубанию голов, но столь напористое продвижение рациональной цивилизации, которая может похвастаться чем угодно, но не глубиной мышления и бескорыстностью веры, постоянно ставит вопрос: «С кем вы, художники слова?».
Смешные, грустные, лиричные рассказы Вадима Месяца, продолжающие традиции Сергея Довлатова, – о бесконечном празднике жизни, который начался в семидесятые в Сибири, продолжился в перестроечной Москве и перешел в приключения на Диком Западе, о счастье, которое всегда с тобой, об одиночестве, которое можно скрыть, улыбнувшись.
Автор «Ветра с конфетной фабрики» и «Часа приземления птиц» представляет свой новый роман, посвященный нынешним русским на Американском континенте. Любовная история бывшей фотомодели и стареющего модного фотографа вовлекает в себя судьбы «бандитского» поколения эмиграции, растворяется в нем на просторах Дикого Запада и почти библейских воспоминаниях о Сибири начала века. Зыбкие сны о России и подростковая любовь к Америке стали для этих людей привычкой: собственные капризы им интересней. Влюбленные не воспринимают жизнь всерьез лишь потому, что жизнь все еще воспринимает всерьез их самих.
«Искушение архангела Гройса» вначале кажется забавной историей бизнесмена, который бежал из России в Белоруссию и неожиданно попал в советское прошлое. Но мирные окрестности Мяделя становятся все удивительнее, а события, происходящие с героем, все страннее и загадочнее… Роман Вадима Месяца, философский и приключенческий, сатирический и лирический, – это прощание с прошлым и встреча будущего.
21 мая 1980 года исполняется 100 лет со дня рождения замечательного румынского поэта, прозаика, публициста Тудора Аргези. По решению ЮНЕСКО эта дата будет широко отмечена. Писатель Феодосий Видрашку знакомит читателя с жизнью и творчеством славного сына Румынии.
В этой книге рассказывается о жизни и деятельности виднейшего борца за свободную демократическую Румынию доктора Петру Грозы. Крупный помещик, владелец огромного состояния, широко образованный человек, доктор Петру Гроза в зрелом возрасте порывает с реакционным режимом буржуазной Румынии, отказывается от своего богатства и возглавляет крупнейшую крестьянскую организацию «Фронт земледельцев». В тесном союзе с коммунистами он боролся против фашистского режима в Румынии, возглавил первое в истории страны демократическое правительство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лина Кавальери (1874-1944) – божественная итальянка, каноническая красавица и блистательная оперная певица, знаменитая звезда Прекрасной эпохи, ее называли «самой красивой женщиной в мире». Книга состоит из двух частей. Первая часть – это мемуары оперной дивы, где она попыталась рассказать «правду о себе». Во второй части собраны старинные рецепты натуральных средств по уходу за внешностью, которые она использовала в своем парижском салоне красоты, и ее простые, безопасные и эффективные рекомендации по сохранению молодости и привлекательности. На русском языке издается впервые. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В этой книге рассказано о некоторых первых агентах «Искры», их жизни и деятельности до той поры, пока газетой руководил В. И. Ленин. После выхода № 52 «Искра» перестала быть ленинской, ею завладели меньшевики. Твердые искровцы-ленинцы сложили с себя полномочия агентов. Им стало не по пути с оппортунистической газетой. Они остались верными до конца идеям ленинской «Искры».