Дядя Джо. Роман с Бродским - [27]
Чудная песенка. Я рассказал Маргарет, как в военных лагерях мы всем взводом обосцали пьяного майора Ажубалиса.
— И ты участвовал? — не поверила она.
— Нет, не участвовал, — признался я.
Все-таки Маргарет хорошо меня понимала.
День красной юбки означал любовь на воле, секс в большом городе. Когда-то это началось невольным образом в одном из хобокенских баров. В «Черном медведе» на Вашингтон-стрит. В тот день мы доставили «Древо жизни» в Пирс-холл Стивенса. Для него у Деборы был припасен специальный стеклянный ящик, ключи от которого она держала при себе. Маленькие люди любят власть в любых ее проявлениях. Скульптуру мы привезли на грузовике с рабочими Неизвестного. Моим вторжением они довольны не были. Появляется выскочка — начинает командовать. Более того, первым делом берет себе единственную на всю компанию женщину.
Почувствовав, что байкерский стиль одежды производит впечатление на Мэгги, они сегодня принарядились. Юра надел ковбойские казаки со шпорами, а Коля напялил пыльную фетровую шляпу. Для Мэгги это не прошло незамеченным.
— Дыма, они подделываются под тебя.
— Тебе придется им отдаться.
Дебора застала нас у заветного шкафа, когда грузчики уже уехали. «Каменный цветок» стоял на постаменте за стеклом, мы с Мэгги увлеченно целовались. Не ожидая появления посетителей, я непростительно высоко задрал ей юбку, вцепившись в задницу пятерней.
Дебора откашлялась, мы оставили неприличное занятие и перешли к делу.
— Я перевожу буклет для посетителей выставки, — бойко сказала Маргарет. — Древний символ в современной интерпретации. Очень концептуально.
Лицо Деборы пошло пятнами. Как реагировать на разврат в стенах учебного заведения, она не знала. Мне стало жалко ее. Скромная, с маленькими ручками и ножками, в стоптанных туфельках без каблука, она казалась оскорбленной невинностью. Я чувствовал себя варваром-иноземцем в приличном обществе.
— Маргарет, — сказала она, отдышавшись, — ключ от «Древа жизни» я поручаю вам.
— Зачем? Ведь проектом руководит Дыма.
— Дыма — иностранец. Мне кажется, что доступ к непреходящим ценностям должны иметь американцы.
— Это дискриминация, — замялась Мэгги.
— Это субординация, — объяснила Дебора. — Всем от этого будет легче.
Я продолжал вяло протестовать.
В баре моя Мэгги продолжала прикалываться над ее словами.
— Мы, американцы, исключительная нация. Мы победили в холодной войне. Выпьем за капитализм!
В «Черном медведе» мы пили «Сэм Адамс», темный бостонский эль. Маргарет научила меня пропускать между кружками по стопке текилы с солью и лаймом. Гомосексуального вида бармен не мог нарадоваться нашей любви и уже несколько раз угощал нас за счет заведения.
— Этот парень такой смешной, — говорила Мэгги, хохоча во весь свой огромный рот. — Если все русские поэты такие, я люблю поэзию.
— Если все девушки в Америке такие, как она, — я люблю Америку.
— Не верь ему, — говорила Маргарет строго. — Он постоянно издевается над нами. Они продолжают холодную войну, но уже другими методами.
Я целовал ее в очередной раз, не давая договорить фразы.
— Вот именно такими методами, — говорила Мэгги.
Бармен веселился. Русских в его баре еще ни разу не было. Они, по его мнению, жили где-то в Бруклине и называли себя украинцами, молдаванами и евреями.
— У меня отец — полковник «морских котиков», — продолжала она. — Как думаешь, он позволит мне общаться с бывшим коммунистом?
— Позволит. Он же не хочет быть погребенным под радиоактивным пеплом?
Я пытался объяснить ребятам, что, несмотря на лирическое призвание, имею вполне понятную военную профессию.
— Я ракетчик. Оперативно-тактическая ракета средней дальности. Попала под договор о сокращении в 87-м году. Спасибо Рейгану с Горбачевым. Я остался без работы и начал писать стихи.
— Вот откуда берутся поэты! Понятно!
— Все лучшее зарождается в военной среде, — говорила Маргарет. — Мой шеф пристрелил семнадцать нацистов в одном бою. Теперь — известный скульптор. Приходите на выставку.
И вдруг она сделала глаза, которые могли означать только одну вещь. Болтала-болтала — и вдруг сделала глаза. Молча мы прошли в уборную, где она с энтузиазмом задрала красную юбку и выставила мне роскошный круглый зад. От неожиданности я кончил через несколько движений и только после этого начал целовать Маргарет, пахнущую текилой и лаймом.
— У меня никогда такого не было, — прошептала Маргарет. — Я никогда бы не поверила, что смогу так.
— У меня тоже никогда такого не было, — сказал я серьезно.
— А вот сейчас я тебе не верю.
Мы вернулись к бармену и продолжили разговор. Он одобряюще посмотрел на нас и плеснул по кружке пива от заведения.
С тех пор красная юбка на Маргарет стала прямым руководством к действию. Мы ничего не говорили на эту тему, и молчаливое согласие являлось главным правилом игры. Нам действительно не мешало бы выйти на свежий воздух. Маргарет в тот день долго убиралась в студии, я разговаривал с женой Эрнста о погоде. Анечка была дамой умной. Поэтому даже этот разговор получался интересным. И тут на лестнице появляется Мэгги, и у меня темнеет в глазах от красной тряпки на ее бедрах. Анна проводила нас насмешливым взглядом, и я подумал, что Маргарет слишком с ней откровенничает.
