Дяди, вы ангелы - [3]

- Раз нашли вас в этом забытом Богом кафе, значит, есть, - Аксель извлек из кармана неясно откуда взявшуюся связку ключей. - Мы каждый год у одних и тех же хозяев квартиру снимаем. На всякий случай. Похоже, пригодилась...

Светленькая Нинка, от беспокойства не находившая себе места, выбросила руку и привлекла к себе подругу, разинувшую рот навстречу свалившейся с неба удаче.

- Поговорить надо.

Снявшись с насиженных мест, девушки, приобняв друг дружку за талии, быстрой походкой отдалились к углу дома. Нинка пару раз опасливо обернулась, явно не желая расставаться с сумками. Весь гардероб с собой прихватила. Украдут - в университет в плавках идти придется.

- Не согласятся, - глядя им вслед, буркнул Михаль.

- Согласятся, - криво улыбаясь, ответил Аксель.

В это время Нинка и Юля, отгородившись от парней звукоизоляционным расстоянием, судорожно сжимая в кулачки тонкие пальцы с наманикюренными ногтями, обсуждали свои дальнейшие действия.

- Не знаю, - поджав губки, замычала Нинка. - Я, вроде, даже согласна...

- Я тоже. А вдруг они - того - из агентства по торговле человеческим товаром? Доставят товарником... сухогрузом в Турцию, сбудут на тамошнем рынке, как женщин-славянок в этом... плодороженном возрасте... Нет, думаешь?

- Нет, - с хрупкой уверенностью в голосе заявила Нинка. - Смотри, какие милые... На сутенеров не похожи.

- И на жигал не смахивают, - вспомнив звучное слово, добавила Юля.

- Главное то, что они Пашу с Андрюшей знают. А это - залог неприкасаемости.

- Думаешь?

- Угу.

- Ну, тогда решено, - подвела итог Юля, скупо всплескивая ладонями. Только смотри: лишнего взгляда не позволять, непристойности пресекать на корню, спать в одежде, а лучше - всю ночь проболтать. В автобусе потом выспимся...

Протерев глаза, разлохмаченная Нинка почему-то в первую очередь глянула на наручные часы - студенческая привычка. Часов на руке не оказалось. Как, впрочем, и всего остального.

Ежась, Нинка с проспанным ужасом поняла, что на кровати лежит абсолютно нагой - вся простынь перекочевала к раскинувшемуся рядом Михаилу. Парень спал. Через тяжелые занавеси пробивалось слабое утреннее мерцание.

Осторожно, стараясь не производить звуков, Нинка сползла с кровати. Ей непреодолимо хотелось одеться. Покачиваясь, чуть не на карачках, девушка двинулась в угол, где белели скатанные в витиеватую восьмерку трусики. Надо же, это она их вчера туда забросила? Дура!

Пусто ухнула опрокинутая на бок зеленая винная бутылка. Сколько они выпили? Немного, даже за добавкой бежать не пришлось... Однако, хватило.

Натянув белье, Нинка не смогла избавиться от противного ощущения, что стоит в неглиже на помосте перед толпой ошалелых родственников и знакомых и из этой толпы бутылочно пустым взглядом смотрит на нее Андрюшка. Сложив руки на груди, девушка мелко задрожала.

А Юля? Визжала в соседней комнате, а сейчас - спит, прикорнув к едва знакомому человеку? Нет, так не бывает...

Одевшись, Юля бросила взгляд на Мишу. Вчера учтивый и симпатичный, сегодня он казался ей отвратительным. Да что говорить, она сама себе была отвратительна. Крадучись, девушка вышла из комнаты.

В коридоре, прислонившись к стенке с видом самым уничтоженным, в компании трех сумок, стояла Юля. Не поднимая глаз на подругу, она прошептала:

- Что, любовница? Утро настало. Будем ноги делать? Мы же этого хотели?

- А сама-то, - хрипло огрызнулась Нинка. - Сама-то что!

- Что? Я сразу за тобой. Ты ж первая на него накинулась... Вакханка...

- Дура я, блин, - скорчилась Нинка. - Юль, что теперь будет?

Юля с видом самым стоическим отпихнула обутой ногой одну из сумок. Сказала:

- Бери. Что-нибудь придумаем.

Нагрузившись тяжестью, скорбно сопя, подруги отперли дверь и гуськом покинули стоимостью в тысяч двадцать квартиру. Не обронив ни слова, спустились по лестнице.

На дворе было холодно и пахло паленым.

- Юль, мы ж своим... парням изменили, - словно только опомнилась, проскулила Нинка. Бросила сумку на асфальт и потерла пекущие ладошки.

- Нет, мы звезды в телескоп считали и Ахматову вполуха слушали!

- Юлька! Сейчас-то зачем шутить?

- А я не шучу, - хмуро ответила подруга. От ее выразительных мультипликационных бровей осталось два аморфных сереньких облачка над покрасневшими глазами.

- Юлька... - не найдя слов, Нинка захныкала, а потом и вовсе разрыдалась.

- Так, - Юля еще держалась, хотя плач подруги звучал надрывно соблазнительно, и ему хотелось вторить, как душевной песне об однодневных летних романчиках. - Что делать? В монахинь идти.

И едва слышно:

- На две недели.

Михаль рывком сел на кровати.

- Плачет...

- Ага, почувствовал, наконец, - вроде бы обрадовавшись, а вроде и нет, заметил Аксель, сидящий рядом на стуле, в джинсах-футболке, как ни в чем не бывало.

- Плачет, - ошалело подтвердил Михаль. - Больно... А вторая? Почему вторая молчит?

- Сейчас и вторая заревет, - пообещал Аксель. - В две глотки будут реветь, слезиться в четыре ручья...

Михаль бросил на Акселя презрительный взгляд. Поморщился.

- Чертовщина... Я больше не буду так делать. Никогда не буду, - от избытка чувств Михаль замотал головой. - Не-ет...