Дьяболик - [6]

– Вы знаете, кто я такая, госпожа.

– О, да! Отлично знаю. – Ее губы искривились. – Ты – чудовище, и мне хорошо известно, что прячется за этими холодными, бездушными глазами. Вот почему вас, дьяболиков, запретили: защищая одного, вы становитесь угрозой для всех остальных. Однако не забывай, что Сидония нуждается во мне. Я – ее мать.

– А вы не должны забывать, что я – ее дьяболик. Во мне она нуждается куда больше.

– Ты не представляешь, что значит мать для своего дитя.

Нет. Я не представляла. У меня никогда не было матери. Однако я точно знала, что со мной Сидония будет в большей безопасности, чем с кем бы то ни было. Даже с собственной родней.

– Хотя зачем я все это тебе объясняю? – Матриарх засмеялась неприятным смехом. – Ты разбираешься в семейных узах не больше, чем собака – в стихосложении. Впрочем, главное, что мы обе понимаем расклад. Сидония – добросердечна и наивна. Возможно, ты – единственное создание, которое поможет ей выжить за пределами этой крепости, в большом мире. Но тебе никому и никогда не следует говорить о том, что мы сегодня сделали.

– Никому и никогда.

– И если кто-нибудь заподозрит, что мы пощадили нашего дьяболика, тебе самой придется решить эту проблему.

При мысли об этом меня пронзил обжигающий, поистине праведный гнев.

– Решу. Рука не дрогнет.

– Даже если это будет значить… – Взгляд Матриарха сделался острым, как у хищной птицы. – Что начать нужно с себя.

Я не снизошла до ответа. Разумеется, я бы легко умерла за Сидонию. Она была для меня целым миром. Без нее мне незачем существовать. По сравнению с подобным кошмаром, смерть – это счастье.

Глава 2

Тем же вечером все домочадцы, включая челядь, собрались в прозрачном куполе гелиосферы на вершине орбитальной крепости. Как бы матриарх ни давила на мужа, тот обычно не посещал службы, разве что в присутствии гостей. Сегодня он явился на церемонию, однако даже не подумал скрыть от инквизитора дерзостную улыбку.

Как-никак инквизитор только что осмотрел крепость и не нашел ничего предосудительного, о чем следовало бы доложить императору. Умный человек не испытывал бы судьбу, однако сенатор был дураком.

Матриарх предложила инквизитору почетное место прямо за местами семьи. И вот все мы в полном молчании наблюдали за тем, как из-за раскинувшегося перед нами горизонта встает звезда.

Хрустальные окна преломляли свет таким образом, чтобы направить его рассеянные лучи туда, где в помещении были установлены зеркала. Миг – и все лучи сошлись в одной точке: на церемониальной чаше в центре зала. Масло, налитое в нее, вспыхнуло. Пока мы любовались на пламя, звезда сместилась, идеальный угол исчез, и ослепительный блеск световых бликов погас. Началась молитва.

– И тогда, – продекламировал священник, поднимая горящую чашу, – с помощью нашей родимой звезды, Гелиоса, Живой Космос решил возжечь искру жизни на планете Земля и породил наших древнейших предков в ту незапамятную эпоху, когда сами звезды были не более чем отдаленными огоньками в бесконечной мгле. В те мрачные дни человечество прозябало в невежестве, посвятив себя поклонению богам, придуманным по собственному образу и подобию. Оно не способно было распознать истинную божественность самой Вселенной, во всю ширь раскинувшейся пред людьми…

Я обвела взглядом собравшихся. На лице матриарха застыла настороженная бдительность, тогда как физиономия сенатора хранила плохо скрываемое презрение. Ему в спину пристально смотрел инквизитор. Пока священник излагал историю происхождения хомо сапиенс, широко распахнутые карие глаза Сидонии не отрывались от чаши. Ее всегда до странности очаровывала история Солнечной системы, где зародилось человечество, и звезды Гелиос, поддерживавшей жизнь первых человеческих существ.

Сидония была истово верующей. Когда я была только что куплена, она пыталась и меня обратить в гелионизм. Привела на службу и попросила священника благословить меня звездным светом. Тогда я так до конца и не поняла ни концепцию Живого Космоса, ни идею души, но надеялась на благословение, раз этого хотелось Сидонии.

Однако священник наотрез отказался, сославшись на то, что у меня нет души.

– Дьяболики – существа, созданные человеком, а не Живым Космосом, – сказал он Донии. – В них нет божественной искры, которую можно возжечь Космическим светом. Это создание может наблюдать за службой, если пожелает проявить уважение к вашей семье, но не участвовать в таинстве.

Пока он это говорил, на его лице, как и на лице матриарха, появилось странное выражение. В то время я только начинала учиться разбирать мимику людей, но это выражение было понятно даже мне: неприкрытая гадливость. Им сделалось противно от одной мысли, что дьяболик будет благословлен их божественным Космосом.

Вот и теперь, когда я слушала слова священника, от одного воспоминания о тех их лицах внутри у меня все сжалось. Поэтому я решила просто понаблюдать за инквизитором – человеком, который должен был подробно доложить о своем визите императору. Если он обнаружит, что семья фон Эмпиреан недостаточно благочестива, то одно его слово – и сенатор будет приговорен. А с ним – что гораздо хуже – и моя Сидония.