Двуликий бог Далайна - [2]

— Но ведь это так и есть! — возмутился Ван. — Оройхон должен быть КВАДРАТНЫЙ! Не круглый, а квадратный!!! И суурь-тэсэги…

— А ты пробовал? — прервал его Хууруман.

— Что? — растерялся Ван.

— Ты пробовал хоть раз в жизни? — старый багдэр пристально смотрел на Вана. — Пробовал создать КРУГЛЫЙ оройхон?

— Зачем?! — от неожиданности Ван растерялся окончательно.

— Просто так, — старик пожал плечами. — Просто потому, что есть такое понятие — круглый.

— Но… Но ведь… — Ван не находил, что ему возразить. Слова Хуурумана показались ему бредом безумца. — Оройхоны всегда квадратные!.. А КРУГЛЫЙ?! Как же он состыкуется с остальными?!

— А тебе это обязательно нужно? Ну, чтобы он плавно вписывался в картину существующего мира…

— А… а… а как же… как же тогда?..

— Иначе, — жёстко ответил Хууруман. — Просто — иначе!

— Кому из людей это нужно?! — пожал плечами Ван.

— Да-а-а-а… — Хууруман вздохнул и покачал головой. — Если даже самому илбэчу не нужно это, если даже илбэч, подобно покорным бовэрам, готов слепо следовать своей судьбе — значит, это и впрямь никому не нужно…»

Не меньший интерес вызывают и сны Вана, являющиеся ему из какого-то другого мира и иного времени. Автор иносказательно, но решительно проводит в них уже вполне явные аналогии: крест Тэнгэра — Библия; оройхоны Вана — остальные книги; сами илбэчи — писатели, неизбежно превращающиеся при достижении зенита своей славы в Ёроол Гуев (критиков, чей последний оройхон оказался нелепым нагромождением камней; тех, кто отдал другим свой огонь и теперь, в холодных глубинах влаги далайна, превратился в безжалостно пожирающих своих конкурентов чудовище). То же касается и самого проклятия, преследующего всех илбэчей. Писатель (простите, илбэч), жаждущий немедленной славы и пытающийся преждевременно открыть миру свою сущность, неизбежно становится добычей безжалостного бога далайна — существа, уже выполнившего первую часть своего предназначения и теперь строго следящего за тем, чтобы далайн был вечен. Иначе — конец великому богу…

«… — У тебя два лица, — промолвил Ван. — Одно из них — лицо илбэча, создающего землю. А второе — лицо безжалостного бога далайна!

— Пусть так, — согласился Хууруман. — Ну и что из этого? Ёроол-Гуй способен убить тебя. Только потому, что он — бог! А ты — всего лишь илбэч… И я могу убить тебя…

— Ты мне просто снишься, — возразил Ван.

— Это не я тебе снюсь, — покачал головой Хууруман. — Это твоя совесть. Это она беспокоит тебя постоянным вопросом: „что же ты делаешь“? И так ли уж нужно это людям? Может быть, было бы гораздо умнее создать хоть один оройхон настоящей земли?

— Мой дар не способен подарить людям настоящую землю! — вспылил Ван. — И ты это превосходно понимаешь!

Старый баргэд вздохнул и с неожиданной грустью поглядел на Вана.

— Ты сам не знаешь силы своего дара, — ответил он. — Если бы ты поднакопил его, собрал всю свою мощь в кулак… Кто знает, может быть, ты и переплюнул бы даже самого Тэнгэра?

— Сколько же копить его? — криво улыбнулся Ван. — Год? Дюжину лет?

— Да хоть дюжину дюжин! — воскликнул Хууруман.

— А люди всё это время будут жить без новой земли?!

— М-да-а-а… — Хууруман вздохнул. — В этом-то и есть ваша беда. Каждый илбэч считает, что он осчастливливает человечество своим творением. И забывает о том, что земля его — ненастоящая. И твои оройхоны никогда не обнесут высоким забором, как крест Тэнгэра. Потому что твоя земля — мертва…»

Роман «Проклятие илбэча» с полным основанием можно назвать двуликим. Одно лицо его с надеждой смотрит ввысь, к небу, к сказочным просторам, где ничем не ограничен полёт фантазии. Но вот второе лицо обращено вниз к суете, к мелочности и оправдыванию самого себя. Дескать, илбэч и рад бы создать нечто стоящее, но — кто ж его, бедненького, поймёт?! И потому приходиться творить с оглядкой на толпу, жаждущую только лишь новой земли, а не новых мыслей.

Кстати, говоря о «Проклятии илбэча», я под словом роман подразумеваю только лишь третью его часть. Первые две — ниже всякой критики. Как по замыслу, так и по исполнению. Третья часть романа является самодостаточной, и без занудливо-скучнейшего приквела смотрелась бы намного лучше.

Непонятно только, зачем понадобились первые две части? Разве необходимо было превращать хорошую повесть в роман, вызывающий на протяжении первых сотен страниц только лишь раздражение и мысли о плагиате? Впрочем, зная минимальные объёмы принимаемых издательствами рукописей, этому удивляться не приходиться. Видимо, сам автор не оказался чужд тому, в чём он пытается упрекнуть всех писателей — жажда немедленной славы. Что ж… Оройхон его получился хоть и большой, но до креста Тэнгэра ему далеко. А последствия для автора этого романа могут быть вполне предсказуемыми…

Ё. Гуй.

Февраль, 2002.