Двуликий адмирал - [33]

Однако четыре недели спустя, повествует Хуппенкотен, Канарис в присутствии Шелленберга, которому было поручено разобраться в этом деле, форменным образом огорошил его. Он предъявил Шелленбергу копии донесений абвера Кейтелю, в которых прямо указывалось, что руководство итальянской армии подготавливает заключение сепаратного мира с Англией и США и устранение Муссолини, а Кейтель не придал этим сообщениям должного значения и не доложил о них Гитлеру. На сей раз хитрый адмирал своевременно принял меры, дабы обезопасить себя «на все случаи жизни». Гестапо снова не сумело собрать достаточно убедительных улик против Канариса.

О чем говорят все эти, казалось бы, странные и необъяснимые факты?

Прежде всего о том, что шеф абвера придерживался очень сложной и хитрой тактики. Он тщательно готовил для себя пути отступления, ведя с этой целью двойную игру.

Друг Канариса заместитель Риббентропа в министерстве иностранных дел фон Вейцзеккер называл Канариса «хитроумным Одиссеем». По словам Вейцзеккера, его ходы всегда были таинственны, неожиданны, противоречивы и часто непонятны для окружающих.

Но в этой противоречивости и неожиданности была своя система. Смена мер и контрмер, действий то в одном, то в другом направлении сбивала с толку противников Канариса в фашистской империи и создавала ему алиби на будущее.

Канарис раньше, чем многие другие руководящие деятели гитлеровского рейха, понял, что фашистская Германия обречена на поражение, и поэтому раньше, чем они, вступил на путь, по которому в конце концов попытался пойти и сам Гиммлер, — на путь сговора с западными странами под флагом сколачивания единого антисоветского фронта империалистических держав. По мере того как гитлеровские армии на Востоке терпели поражение за поражением, двуликий адмирал все больше активизировал свои усилия в этом направлении. Его все чаще охватывал страх за будущее империалистической Германии, за свою собственную шкуру. Слова Пикенброка о том, что после войны всем им придется висеть на одном суку, характеризовали умонастроение не только начальника отдела-I, но и самого шефа абвера.

По свидетельству Шелленберга, Канарис в последние годы войны производил впечатление человека, впавшего в состояние тяжелой депрессии. В разговоре трудно было уследить за ходом его мысли — он перескакивал с одной темы на другую, зачастую речь его становилась бессвязной. Так, например, в середине беседы о состоянии американской бомбардировочной авиации адмирал без всякого перехода вдруг произнес длинную тираду о положении на Балканах. Шелленберг уставился на него с недоумением, но Канарис продолжал говорить. У Шелленберга сложилось впечатление, что адмирал близок к помешательству.

Конечно, в таком поведении тоже мог быть свой расчет. Возможно, Канарис хотел избежать нежелательных расспросов со стороны службы СД. Но нервозность адмирала, страх и подозрительность, повышенная возбудимость и болезненная рассеянность засвидетельствованы не только Шелленбергом, но и другими лицами, близко знавшими шефа абвера. «Хитроумный Одиссей», по-видимому, чувствовал, что он запутался в собственных интригах и что над ним сгущаются тучи.

В этих условиях Канарис возлагал особые надежды на давние связи с разведывательными службами Англии и США и на готовившийся верхушечный переворот в самой Германии. Таковы были две последние ставки адмирала, от них он ждал спасения. Канарис привык менять хозяев. Он все яснее сознавал, что после войны германские антикоммунисты и реакционеры понадобятся английским и американским империалистам. Для них он писал свой дневник, с ними налаживал контакты, им пытался оказывать различные услуги.

Такова подоплека двойной игры Канариса, объяснение его противоречивых поступков, мотивы его связей с разведками США и Англии.

Контакты Канариса с определенными кругами англосаксонских стран налаживались, по-видимому, еще до войны. Но особенно интенсивный характер они носили в военные годы и осуществлялись по многим каналам.

Обратимся к двум из этих каналов — Ватикану и Швейцарии. Связи абвера с представителями Англии и США поддерживались сотрудниками Канариса Иозефом Мюллером и Берндом Гизевиусом.

Иозеф Мюллер, адвокат из Мюнхена, близко стоял к католическим кругам Баварии. В начале войны он стал сотрудником абвера и был послан с разведывательными заданиями в Рим. Как друг Остера, Мюллер пользовался полным доверием руководства абвера и его шефа. На него была возложена задача установить связь с английской разведкой через Ватикан и позондировать почву относительно возможности заключения мира с Англией.

В октябре 1939 года Мюллер прибыл в Рим с рекомендациями к папе Пию XII (бывшему кардиналу Пачелли, занимавшему пост папского нунция в Германии до своего избрания папой) от мюнхенского кардинала Фаульхабера.

Через папу Пия XII Мюллер установил контакт с окружением английского посла в Ватикане Осборна, снабжал английских доверенных лиц информацией, касающейся Германии, и регулярно сообщал абверу сведения, полученные от своих английских связных. Он также сообщил папе, что Муссолини передал абверу ключ к коду Ватикана, в результате чего все зашифрованные радиосообщения Ватикана известны гитлеровскому правительству