Двухголовая химера - [66]

– Интересно, зачем ты тогда вообще тратишь на меня время, – усмехнулся я. – Отводишь душу? Хочешь меня сломить?

– Ты и так сломлен, – безразлично ответил белоглазый. – А что до траты времени, то я считаю этот разговор продуктивным. Я прояснил для себя кое-что. И раз ненависти к тебе я не испытываю, то просто объясняю, почему не имеет смысла ненавидеть меня. Ты никогда ничего не сможешь с этим поделать.

– Сколько гонора, – усмехнулся я и наклонился к решётке, насколько позволяла боль в боку. – Лучше убей меня сейчас, чтобы наверняка. Потому что иначе я до тебя доберусь. Так или иначе, рано или поздно. Плевать мне, кем ты меня считаешь, хоть пешкой, хоть пустым местом. Мне есть, за что с тебя спросить, и ты уж поверь, я достаточно целеустремлённый, чтобы вынуть из тебя душу.

– Как скажешь, – вздохнул белоглазый. – Если хочешь тратить на это свои последние часы, ненавидь, угрожай, строй планы мести. Но учти, что у всего Ордена давно руки чесались до тебя добраться. Так что теперь они отведут душу, а потом избавятся от тебя. Так что если хочется – злись на меня. С меня не убудет.

– Я не умру, – сказал я с вызовом.

– И почему же?

– Я бессмертный.

Не знаю, что сподвигло меня повторить слова сидящего в камере напротив паренька. Это было очень глупо, по-детски, и не тянуло даже на адекватный ответ. Наверное, это во мне заговорила безысходность, от моего плачевного положения, от зыбкости шанса на спасение и от того, что мои предыдущие слова не возымели эффекта.

Вот только лицо моего врага вдруг перестало быть равнодушным. Готов поклясться, что всего на секунду, но я увидел в его жутких глазах испуг. И это было лучшее, что я видел за последние месяцы.

Натянутая улыбка снова скривила губы человека в сером, и он, покачав головой, сказал:

– Как несерьёзно. Я даже не ожидал. Браво.

– При следующей встрече удивлю тебя ещё больше, обещаю, – сообщил я с учтивой улыбкой.

Белоглазый улыбнулся ещё чуть шире, кивнул и исчез, как не бывало.

В камере напротив раздался тихий смешок.

– Круто ты с ним, – сказал парень. – Я бы на его месте испугался.

– Заткнись, – бросил я.

– Так держать.

Я не стал отвечать. Мне нужно было хорошенько обдумать всё случившееся.

Начиная с того, кто вообще этот белоглазый и откуда взялся. Кто такой Бессмертный. Откуда он знал, что человек в сером заявится через несколько мгновений у самой моей камеры. Почему белоглазый испугался его имени, хотя тот сидел прямо за его спиной. Он что, не знал, кого держат в подвластных ему казематах? А вот ещё интересный момент: архимаг спрашивал меня о Диссе, в то время как его хозяин (кем ещё он может быть?) заявил, что это он уничтожил Квисленд. Как это вышло?

Всё это никак не срасталось у меня в голове. Была только гора вопросов, под которой меня погребло. Как ни грустно, человек в сером оказался прав – у меня действительно недоставало информации. Зато одно я теперь знал точно: что белоглазый – мой враг, и я не смогу спокойно жить, пока не выполню данное ему обещание. Ох уж он мне ответит…

«Это всё лирика, – прервал я себя. – Можно ломать голову над необъяснимым, а можно заняться чем-то более полезным. Например, придумать план побега. Пора бы уже. Если белоглазый не соврал, времени у меня осталось не так уж много. Кир, Рэн и Арджин, судя по всему, успешно скрылись. Это значит, что они войдут в катакомбы примерно через двое суток. Хорошо, если палачи не явятся за мной раньше. Чего бы этакого придумать…»

Я погрузился в решение этой задачи и бился над ней несколько часов, пока усталость снова не подмяла меня под себя. Увы, ничего из того, что я придумал, не гарантировало успеха даже близко.

Наверное, именно поэтому забытье накрыло меня бархатной чернотой, в которой я словно бы задыхался, а над самым ухом звучал спокойный голос белоглазого, который произносил непрерывно, точно мантру:

«Ты уже сломлен».

Проснулся я от того, что Бессмертный в своей камере тихо пел какую-то песню. Слов было не слышно, улавливался лишь рваный, живой ритм, совсем не сочетавшийся с атмосферой казематов.

Я сел, стараясь сосредоточиться на том, что знаю об этом месте. Как ни странно, ужасный сон принёс мне если не отдых, то некую ясность в голове – мысли уже не так зависели от боли и меньше путались.

Итак, за всё время пребывания в камере я не слышал других узников, кроме себя и соседа. Если учесть, что Бессмертный оказался в камере непонятно как, то меня, скорее всего, попросту изолировали в этом крыле темницы. Спертый воздух нёс в себе сладковатый запах разложения, словно в одной из камер гнил труп. В отдалении иногда слышалась возня и крысиный писк. Выходило, что где-то неподалёку есть жилое помещение или склад.

Дальше, к моей боеспособности. Опухоль на лице уменьшилась, заплывший глаз чуть приоткрылся. Плечо по-прежнему болело, но вправить его самостоятельно я не мог. Браслеты с топазовым виртулитом перехватывали предплечья и держали крепко, так что протащить руки вперёд не представлялось возможным. Это очень бесило, поскольку за двое суток со стянутыми за спиной руками я почти перестал их чувствовать. Размять их как следует не представлялось возможным, и онемение в случае чего могло помешать мне драться.