Двухгадюшник - [36]

Далее следует забор крови на анализ. Сурового вида тетка с комплекцией борца сумо мертвой хваткой вцепляется в ваш палец и выжимает из него все соки, предварительно не забыв содрать с вас пузырек спирта для дезинфекции. «Без спирта кровь не принимаю!» — несется по коридорам трубный рык современного вампира.

Потом начинается бег по кабинетам врачей-специалистов. Здесь процедура намного проще.

— Жалобы есть?

— Нет.

— Карточку! — летящий росчерк шариковой ручки. — Свободен! Следующий!

Или так:

— Жалобы есть?

— Да.

— В конец очереди! Потом зайдете, не задерживайте людей!

— А если нет? — робкий писк откуда-то из глубины желудка.

— Чего у Вас нет?!

— Жалоб нет…

— Карточку! — летящий росчерк шариковой ручки. — Свободен! Следующий!

И, наконец, венец всей процедуры — визит к терапевту.

— Во всех кабинетах были?

— Вроде да.

— Карточку! — шелест листаемых страниц, неуловимое движение руки и карточка перелетает к сидящей напротив медсестре.

— Рост?

— Сто восемьдесят два, кажется.

— Вес?

— Ну, килограмм восемьдесят, — стыдливо опуская глаза на выпирающий животик.

— Давление?

— Ну, я не знаю…

— Раз не знаете, значит сто двадцать на семьдесят. Следующий!

Все мероприятие с самого утра человек на двести офицеров занимает около двух часов, остальной день законный выходной. Ура российской военной медицине! Самой быстрой медицине в мире!

Только ради Бога не подумайте, что я здесь издеваюсь над военными врачами и медсестрами. Ни в коем случае! Честь и хвала труженикам этой нелегкой профессии, спасшим миллионы жизней и в военное и в мирное время. Но вот хоть зарежьте меня на операционном столе, хоть заколите шприцом, только стоит мне услышать словосочетание «военный медик», как в памяти всплывет наш начальник медпункта. До последней степени проспиртованный майор (три года до пенсии) в замызганном белом халате и с неизменным фонендоскопом на шее, уж и не знаю по какой причине он с ним не расставался. Вот он глубокомысленно чешет покрытый багровыми прожилками нос, брезгливо разглядывая огромный фурункул на пояснице приведенного мною бойца, и, наконец, после долгого кряхтения и качания головой изрекает: «Да-а, это надо бы врачам показать!»

* * *

Но мы несколько отвлеклись, пора бы вернуться к нашим баранам, то есть, пардон, к командирам и начальникам. Остановились мы на том, что по моей теории, в мозгу начальника происходят необратимые изменения. Так вот во время ежегодной диспансеризации военнослужащего можно загнать к любому врачу с самой экзотической специализацией, кроме психиатра. А вот он то, как раз и нужен в первую очередь! Почему врачей этой направленности исключили из перечня обязательных для прохождения при диспансеризации, лично для меня загадка. Возможно, опасаются нанести непоправимый ущерб нашим командным кадрам. Я частенько замечаю некую неадекватность наших высших офицеров и это нормальное явление, ну не может работа, сопряженная с такой ответственностью и широкими полномочиями совсем никак не отражаться на психическом здоровье. Беда только в том, что им самим сказать об этом некому. Подчиненным страшновато, а к нужным врачам генералы не ходят. А потом мы сидим и удивляемся, кто же это, и каким образом рождает некоторые наши приказы и распоряжения?

Что бы ни быть голословным приведу жизненный пример. К сожалению, о генералах, как и о покойниках, плохо говорить не принято. Тут надо рассказывать либо что-то хорошее, либо ничего. Поэтому оставим в стороне высокое командование и посмотрим, как мания величия влияет на младший командный состав.

Итак, оперативная обстановка: конец 90-х годов, один из российских полигонов в Казахстане накануне вывода, рота охраны.

Рядовой Миша Ватутин невысокий белобрысый сибиряк был отличным солдатом — крепкий деревенский парнишка с отличным здоровьем, в руках все горит, любое дело ладится, далеко не дурак, уставы знает отлично, службу в карауле несет добросовестно, а уж насколько исполнителен, просто сказка, любое дело поручи и можешь даже не проверять. Офицеры роты нарадоваться не могли на такого идеального солдата, да и офицеры научных отделов, заступавшие в наряд начальниками караулов, выделяли старательного бойца. И все шло хорошо: и служба у парня ладилась, и сам он ей был вполне доволен. Пока однажды не пришла нежданно-негаданно к нему беда. Точнее сначала она бедой вовсе не казалась, даже наоборот, как обычно, все как лучше хотели. Вобщем командир роты в качестве поощрения присвоил Ватутину звание младшего сержанта и назначил его командиром отделения.

Несколько дней после этого знаменательного события весельчак и балагур Ватутин ходил непривычно задумчивым, а все свободное время проводил за чтением учебно-методической литературы для младших командиров. А потом началось…

Первыми удар на себя приняли солдаты Ватутинского отделения. Жизнь их пошла в строгом и точном соответствии с уставами. Обращались они теперь к Ватутину только на «вы» и «товарищ младший сержант», мало того, и между собой общаться в вольном тоне им было настрого запрещено. Исполнительность в выполнении приказов и соблюдении уставных требований была доведена до абсурда. По первости бойцы из старослужащих пытались роптать, но крепкие сибирские кулаки и непоколебимая вера в судьбоносную миссию младшего командира подавили бунт в зародыше.