Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [50]

В крушении надежд немалую роль сыграли экспансионистские воззрения Иосифа II. Истинную славу государя он видел в победе на поле брани и территориальных приращениях. И тут на фоне впечатляющих успехов Екатерины и Фридриха Великих его собственные достижения выглядели бледно и блекло. Кайзер пришел к выводу, что желаемого можно добиться, не противодействуя, а сотрудничая с царицей. Подходящий случай для установления контактов подвернулся в 1780 году, когда государыня собралась посетить новоприобретенное владение, Могилев в Белоруссии. Иосиф намекнул на желательность встречи, царица с готовностью откликнулась: союз с Пруссией себя исчерпал, а сотрудничество с Веной открывало заманчивые перспективы на балканском направлении. Кайзер прибыл в Могилев под именем графа Фалькенштейна; инкогнито ни для кого тайной не являлось. Его тепло приняли. Не прерывая встречи, монархи отправились в Петербург и обговорили условия сотрудничества.

В феврале 1781 года австрийский посол Л. Кобенцль известил царский двор о желании своего государя утвердить «настоящую между ними дружбу и доброе согласие трактатом обороны и гарантий взаимных». Ему сразу же пошли навстречу, статьи договора были быстро согласованы. «Камень притыкания», как тогда выражались, появился неожиданно. Иосиф, человек широкого кругозора, в обыденной жизни не чинившийся (скромно одевавшийся, запретивший подданным бросаться перед ним на колени и целовать его руку), свято чтил монархическое местничество. Разногласия возникли по поводу оформления трактата, римский цесарь не хотел ставить свою подпись второй даже в экземпляре, предназначавшемся российской стороне. Царица никогда и нигде не соглашалась на умаление достоинства России, хотя бы протокольное: «Мои правила суть: никому места не отымать, и никому не уступать». Но она же нашла выход из тупика, предложив Иосифу обменяться собственноручными письмами идентичного содержания (послания помечены августом 1781 года). Стороны договорились о совместных усилиях по поддержанию мира в Европе; если же одна из них подвергнется нападению, другая обязывалась прийти на помощь военной силой или денежной субсидией, размеры которых оговаривались. Обязательства теряли силу, если Россия оказывалась вовлеченной в войну в Азии, Австрия – в Италии. Оба монарха гарантировали целостность владений Речи Посполитой, королю Фридриху Прусскому давали понять, чтобы он сидел смирно. Важнейшее положение договоренности содержала ее секретная статья: Иосиф за себя и своих преемников признавал Кючук-Кайнарджийский мир и изъяснительную конвенцию 1779 года, Екатерина – итоги австро-турецких войн.

Иосиф обязывался присоединиться к возможной русско-турецкой войне и выставить силы, равные силам союзника[214].

Екатерина торжествовала: казалось, уж натиска двух империй османы не выдержат. В обстановке головокружения от успехов родился Греческий проект. Изложен он был в конфиденциальном письме самодержицы Иосифу от 10 (21) сентября 1782 г. Подпись царицы увенчивала творение ее самой, доверенного секретаря A. A. Безбородко и ГА. Потемкина, отредактировавшего текст и внесшего в него поправки. Изложенный в нем замысел носил геополитический характер и предусматривал перекройку карты Юго-Восточной Европы.

Никакого заголовка письмо не имело, но Греческим проектом его нарекли не случайно. Европа грезила древней Элладой, ее культурой, достижениями ее философской мысли, изучала опыт афинской демократии. Эллинофильство вошло составной частью в идеологию Просвещения, и Екатерина отдавала ему дань. Видные представители греческой диаспоры взывали к ней, моля об освобождении, и свои внешнеполитические замыслы императрица облекала в греческие одежды. Второму своему внуку она дала имя Константин, среди Романовых не встречавшееся. Младенец пребывал в пеленках, а ему уже предрекали славное будущее. Одописец В. Петров приветствовал его появление на свет стихами: «Гроза и ужас чалмоносцев, Великий Константин рожден»[215]. Его вскормила гречанка, он выучил греческий язык, мальчика воспитывали как наследника возрожденного византийского престола.

Но вернемся к пресловутому письму. Начиналось оно с сетований: Порта чинит препятствия проходу российских судов через Босфор и Дарданеллы, подстрекает жителей Крыма к восстанию, нарушает автономные права Дунайских княжеств. Затем следовали заверения в миролюбии: «Я не добиваюсь ничего, выходящего за рамки, установленные договорами». Но на всякий случай ей и Иосифу II благоразумно подумать о войне и подписать «секретную конвенцию о возможных приобретениях, которых «мы должны домогаться у нарушителя мира» (то есть Высокой Порты). Екатерина представила своему адресату картину развала Османской империи, не скупясь на черные краски: паши своевольничают, бандиты грабят города и села, некогда грозные янычары торгуют в лавчонках, откуда их не вытащить, члены Дивана казнокрадствуют, христианские подданные готовы восстать. Затем следовало основное: целесообразно, полагала самодержица, создать между тремя империями, Российской, Османской и Габсбургской, некое буферное государство, от них независимое, в составе Молдавии, Валахии и Бессарабии под именем Дакия во главе с монархомхристинином, которое не должно объединяться ни с Австрией, ни с Россией. Притязания последней ограничиваются крепостью Очаков на Днепровском лимане и полосой земли между реками Буг и Днестр. Но если, с помощью божьей, удастся освободить Европу от врага имени христианского, обращалась Екатерина к Иосифу, «в.и.в. не откажется помочь мне в восстановлении древней Греческой монархии на развалинах павшего варварского правления, ныне здесь господствующего, при взятии мною на себя обязательства поддерживать независимость этой восстанавливаемой монархии от моей». Затем царица излагала свою затаенную мечту – возвести на греческий престол Константина при условии, что ни он, ни его наследники не посягнут на российскую корону