Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [48]

Вероятно, сами творцы Кючук-Кайнарджийского мира, прорубая окно на Балканы, не сознавали всех далекоидущих последствий 14-го артикула трактата насчет права посланников «говорить» в пользу единоверцев. А уж турецкие уполномоченные, ставя подписи под договором, ведать не ведали, что закладывают мину замедленного действия под здание своей державы.

* * *

Увы, договор не внес успокоения в отношения его участников. Понадобилась особая «изъяснительная конвенция» (март 1779 года) для подтверждения условий Кючук-Кайнарджийского мира. Яблоком раздора оставался Крым, утвердилась мысль о затаенном желании самодержавия приобщить ханство к своим владениям. Подобный взгляд несет на себе отпечаток представления о Крыме как о райском уголке, благословенном месте, созданном для отдохновения от житейских забот:

Запах розы, говор струй.

Всей природы обаянье,

И невольное слиянье

Уст в нежданный поцелуй

(Я.П. Полонский)

В XVIII столетии Крым представлялся в ином свете, мрачном и зловещем. Вспоминался провал двух походов князя В. В. Голицына во время правления царевны Софьи. Во время Русско-турецкой войны 1735–1739 годов российские войска дважды вторгались на полуостров и дважды его покидали, преследуемые не врагом, а нестерпимой жарой, оставляя по пути отступления тела мертвых солдат и трупы павших лошадей. О первоклассной крымской пшенице не думали. Место отдохновения? Так туда же надо тащиться тысячи верст на повозке, под заунывные песни ямщика. Уже после присоединения ханства к державе князь М. М. Щербатов, автор знаменитого памфлета «О повреждении нравов в России», перечисляя злые дела Екатерины, писал: «зря приобрели, или лутче сказать, похитили Крым, страну, по разности своего климата служащую гробницею россиянам»[209]. Совет при высочайшем дворе предельно четко обозначил свою позицию: крымские татары «по их свойству и положению, никогда не будут полезными подданными е.и.в.»; присоединять их – значит возбудить в Европе «зависть о беспредельном намерении умножения своих областей», предостерегаться отчего «благоразумие научает». И вывод: «…Велико и знатно может быть приращение силе и могуществу российским, если они отторгнутся от власти турецкой» и станут независимыми[210], то есть нужен был не захват Крыма, а стратегический контроль над ним, для чего следовало добиться установления в ханстве лояльного Петербургу режима. Преследуя эту цель, российская дипломатия погрузилась в омут таких противоречий и интриг, из которого выбраться не сумела.

У Высокой Порты и после подписания мира оставались рычаги влияния на ситуацию на полуострове. Султан, в качестве «верховного калифа закона мусульманского», сохранил право назначать в Крыму судей-кадиев, считавшихся духовными лицами, но осуществлявшими правосудие и по мирским делам. К «порогу счастья», в Стамбул, прибывали депутации от «почетных крымцев» с предложением отказаться от независимости. Идти на открытое нарушение Кючук-Кайнарджийского трактата султан не смел, но обходить его положения пытался, и не без успеха. Он сохранил право утверждения нового хана, на бумаге – чисто формальное, он был обязан выдать требуемую инвеституру; но он мог воспользоваться услугами своих сторонников для избрания угодного кандидата, который обретал ореол легитимности, только получив согласие Стамбула. Ханом стал ярый противник России Девлет Гирей. В апреле 1777 года ему пришлось скрыться в Стамбуле, чтобы избежать более неприятных последствий. В условиях присутствия в Крыму российских войск пост хана с соблюдением должной процедуры занял Шагин Гирей. Два года ушло на то, чтобы добиться его утверждения султаном.

Трижды бежал Шагин из Бахчисарая и скрывался под крылом российской армии. Трижды Г. А. Потемкин, а затем A. B. Суворов водворяли его вновь на престол. Хроника событий тех лет читается как детективный роман. Шагин оказался пронырливым и беспокойным. Он принялся строить себе дворец, вздумал завести регулярное войско, одел солдат в мундиры и стал их муштровать, к чему татары не привыкли. Терпимое отношение к христианам и разрешение строить церкви было встречено в штыки мусульманским духовенством. Шагин перераспределил в свою пользу доходы от поступавших налогов, попытался ограничить права местной знати, очень значительные, и растерял поддержку в ханстве. В октябре 1777 года началось восстание, и российскому командованию пришлось его подавлять.

Высокая Порта вмешалась в события с опозданием, в октябре 1778 года у берегов Крыма появился ее флот. A. B. Суворов не разрешил турецкому десанту высадиться на берег, потребовав соблюдения 40-дневного карантина. Османскому адмиралу пришлось повернуть обратно. Только в марте 1779 года, исчерпав все возможные пути сопротивления, Порта сдалась и признала ханское достоинство Шагина. Казалось, все препоны преодолены, успех достигнут. Но нет. В 1780 году, в соответствии с изъяснительной конвенцией, российские войска были выведены из Крыма, в 1782 году началось восстание во главе с двумя братьями Шагина, тот бежал и добрался до форта Петровский на Азовском море. Потемкин привез беглеца в Кафу (Феодосию), Крым был снова занят войсками.