Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [51]
Иосиф в своем ответе не постеснялся, выкраивая себе добычу. В письме от 13 ноября он наметил следующие приобретения: крепость Хотин с окрестностями, Малая Валахия до реки Алута (Олт), оттуда – прямая линия к Адриатическому морю, к Дринскому заливу. Поскольку он посягал на венецианские владения, кайзер предполагал вознаградить республику островом Крит и землями в Греции[217].
В Петербурге его откровения восприняли прохладно, ибо он посягал на предполагаемые владения восстанавливаемой греческой монархии. Впрочем, до делового обсуждения стороны не дошли. О. П. Маркова справедливо указывала, что рассуждения о разделе Турции были лишены черт реальной политической программы, настолько они не соответствовали существовавшей политической обстановке, ведь испускать дух Османская империя не собиралась. Нет свидетельств, что сама Екатерина собиралась дать ход своей заявке, в письме Г.А. Потемкину она рассудила вполне заземленно: «Политический состав Оттоманской империи разными обстоятельствами еще отдален от конечного разрешения». Ее адресат полагал границей России – Черное море[218].
И все же нельзя считать проект просто полетом фантазии, он знаменовал этап в разработке геостратегического курса России на Балканах. Многими своими чертами он тяготел к прошлому и был навеян воспоминаниями о величии Византии. Екатерина II не возражала против поглощения земель в регионе ее союзником; в документе отсутствует идея славянской взаимности, равно как и стремление придерживаться при перекройке карты принципа национальности. В советской историографии он долгие годы считался символом агрессивного экспансионизма самодержавия: «царизм разрабатывал планы широких захватов на Дунае и Балканах, выражением которых явился известный "Греческий проект"[219]. В западной литературе он и по сей день считается эталоном необузданной страсти московитов к захватам.
С подобной оценкой согласиться нельзя. Собственные претензии Екатерина ограничивала Очаковом и полосой земли между Бугом и Днестром. В проекте четко прослеживается идея возрождения государственности греческого народа – первое семя, из которого выросло древо всей будущей российской политики на Балканах. В нем прослеживаются два постулата: воссоздание на Балканах государственности населявших их христианских народов и отказ России от территориального расширения в регионе. Обо всем этом еще будет рассказано в нашей книге. И тут Греческий проект родился не на пустом месте. Мысли об этом встречаются у Петра I в его обращении к балканским христианам перед Прутским походом, в размышлениях Екатерины II о территориальной насыщенности России[220]. При всем своем несовершенстве, при явном пренебрежении сложной конфигурацией этнических разграничений в регионе, при очевидном благоволении к грекам в ущерб славянам документ содержал основополагающую идею отказа от прямых завоеваний и возрождения здесь национальной государственности под покровительственной дланью самодержавия. Проект послужил отправной точкой комбинаций по территориально-государственному переустройству Балкан, коими богат XIX век. Как пишет О. И. Елисеева, «Россия не стремилась к непосредственному включению в свой состав земель, кольцом охватывающих Черноморский бассейн, а предусматривала охватить его поясом православных стран-сателлитов и союзных горских мусульманских племен»[221].
Но, помимо прошлого и будущего, Греческий проект был обращен и к современности. Он не случайно появился после заключения союза с Австрией и тогда, когда зашли в тупик попытки образовать в Крыму независимое ханство. Раскинув перед Иосифом сети обещаний, Екатерина достигла двух целей: подрывала в Вене позиции противников раздела Турции во главе с канцлером В. А. Кауницем, который, по ее словам, «ужом и жабою вертится и прыгает», ей противодействуя, и гасила возможное сопротивление кайзера присоединению Крыма к России[222].
По ходу подготовки проекта Потемкин выступил с запиской, затронув в ней и крымские дела: «Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас (Екатерину. – Авт.) не может, но только покой доставит», с Крымом достанется и господство на Черном море». Если войны с Турцией избежать не удастся, можно подумать о присоединении устья Дуная, и тогда «не Вы от турков станете иметь дозволение ходить в Оспор (Босфор. – Авт.), а они будут просить о выходе судов из Дуная»[223]. Дальше завоевательные планы фельдмаршала не простирались.
8 апреля 1783 года последовала прокламация о присоединении Крыма к России. Потемкин писал царице: «Я сторонник, чтобы они сами просили подданства, думаю, что тебе то угодно будет». Суворов, по согласованию с Шагин Греем, удачно осуществил операцию, приурочив ее ко дню восшествия царицы на престол. Прибыла знать, собралось несколько тысяч человек. Устроители не поленились заглянуть в Коран и обнаружили, что пророк запретил правоверным употреблять виноградное вино, но отнюдь не хлебную водку (которой в VII веке вообще не существовало). Шагин сложил с себя ханское достоинство. Затем зачитали составленный Потемкиным манифест с призывом к татарам принять присягу на верность скипетру России. Мурзы принесли клятву на Коране, их примеру последовали все присутствовавшие, и закипел пир.
