Двойной обман - [11]

На следующее утро Люк уже знал, что делать. Около десяти часов он позвонил Оливии и назначил встречу на Джерико-Бич. Прогноз обещал дождь, но это его не беспокоило.

Оливия сидела на бревне с высоко задранными коленками. В белых шортах и легком черном топе она выглядела как русалочка из сказки, которую мама читала ему в детстве. Сходство сохранялось, пока она не повернулась к нему лицом. И тогда стала той, кем была, — женщиной, которая владела его мыслями в течение трех месяцев, женщиной, держащей в своих нежных белых руках то, что осталось от его жизни.

Он сел на другой конец бревна.

— Я хочу знать правду, — сказал он, не отводя взгляда от ее очаровательного профиля.

— Разумеется. — Ее голос был тихим и мягким, как ветерок, шелестящий в кронах деревьев. — Но я уже сказала тебе правду.

— В самом деле? Посмотри на меня, Оливия.

Нехотя она перебросила ногу через бревно и села поудобнее, подняв на него глаза.

— Да? Я слушаю.

— Этот ребенок, которого ты носишь… Ты можешь, глядя мне в глаза, поклясться всем святым, что у тебя не было никого, кроме меня? И не вздумай лгать мне сейчас.

Оливия улыбнулась нежно и печально, а выражение ее глаз заставило Люка почувствовать себя последним негодяем.

Глава 4

Оливия провела языком по губам и почувствовала, что они соленые. Она видела напряженные мускулы под темносиней футболкой, обтягивавшей грудь Люка. Было совершенно ясно, что успех ее последнего плана зависит от того, как она сейчас ответит.

Странно, но ей не нравилось обманывать Люка. Не то чтобы это имело большое значение, поскольку ничего по-настоящему святого для нее не было — но сейчас, под его пристальным взглядом, ей стало не по себе.

Губы, казалось, стали еще солонее.

— Нет. Я не занималась любовью ни с кем, кроме тебя. Я просто не хотела. — По крайней мере последнее утверждение было правдой.

Глаза Люка все еще были полны сомнения. Что еще сказать, чтобы убедить его? Есть еще один ход… Правда, Люк может поймать ее на этом…

— Если ты не веришь мне, мы можем сделать анализ ДНК, — сказала она.

Он не шевельнулся, никак не отреагировал, но она сразу же поняла: что-то в нем изменилось. Через несколько секунд он кивнул и, к ее невыразимому облегчению, расслабился.

— В этом нет необходимости, — сказал он. — Не знаю почему, но я верю тебе. И что ты хочешь, чтобы я сделал?

Оливия не ожидала этого, не рассчитывала, что он примет на себя такую ответственность без сопротивления. Это делало достижение цели менее приятным, менее триумфальным. Она глубоко вдохнула и ответила так сдержанно и спокойно, как могла:

— Пожалуйста, женись на мне.

— Пожалуйста? — Люк издал звук, напоминавший звериный рык, и вскочил. — Пожалуйста? Ты как будто просишь передать соль!

— Я просто стараюсь быть вежливой.

Люк схватился руками за голову, словно не в силах поверить тому, что слышит.

— Значит, ты хочешь этого ребенка?

— Ну конечно. Я хочу твоего ребенка.

Если бы это не зацепило его, ничего бы не случилось — хотя хорошо, что в этот момент он не видел ее лица.

— Брак — это навсегда, как известно. — Люк скрестил руки на груди, и она смотрела, как ветер играет его волосами.

«Так вот как ты к этому относишься». Оливия чуть не произнесла это вслух. По ее мнению, брак должен длиться столько времени, сколько ей будет нужно. И ее единственная цель — продемонстрировать Люку Харриману, что он не может просто так безнаказанно отвергнуть ее. Мужчины никогда от нее не отказывались — это она отвергала их. И совсем нелегко было ждать целых два месяца, чтобы наконец осуществить месть.

— Разумеется, брак — это навсегда, — произнесла она тем мягким тоном, который всегда использовала, чтобы создать у мужчин иллюзию ее собственной мягкости и нежности. — Это так много для тебя значит?

— Да, — сказал он, — так много. Ребенок не виноват, что я не смог удержаться. Я хорошо знаю, что значит быть нежеланным, и не хотел бы, чтобы мой ребенок испытывал подобные чувства.

— Я тоже была нежеланным ребенком, — помолчав, заявила она.

— Не будь смешной. У тебя были любящие родители, которые обожали тебя.

— Неправда. Мама погибла в автокатастрофе, когда мне было семнадцать. Но в любом случае родители никогда не любили меня. Они притворялись, но на самом деле не испытывали никаких чувств. После того, как погиб мой брат.

— Ерунда. Зачем бы им притворяться?

— Это не ерунда. Они всегда больше любили Реймонда.

— С чего бы это? Думаю, он был таким же испорченным ребенком, как и ты.

— Ты не слишком добр. — Шмыгнув носом, она опустила глаза и принялась ковырять песок носком туфли.

— Я и не собирался. — Оливия промолчала, и он произнес менее агрессивным тоном: — Хотя, пожалуй, ты права. Не могу притворяться, что я счастлив от этих новостей. Но если нам предстоит с этим разбираться, можем попробовать поладить.

— Так ты намерен жениться на мне? — спросила она вновь, чтобы быть до конца уверенной.

Люк шагнул к ней и резко остановился.

— Ты действительно этого хочешь? Выйти замуж за человека, который тебя не любит? Я в любом случае буду заботиться о ребенке…

— Мне не нужны деньги. Я хочу иметь мужа.

— Да. Я понял. Полагаю, ты имеешь право рассчитывать на это. — Взгляд, которым он смерил ее, был мрачен, и игнорировать его было невозможно. — Оливия, брак — это не игра. Это обязательства, которые принимаются на всю жизнь. Ты не можешь сначала решить, что тебе нужен отец для ребенка, а потом в любой момент передумать.