Двойной эффект - [60]

– El que no cree[53], – презрительно сказала она, разглядывая Джоэля², который сейчас жалел, что уделял мало внимания испанскому языку. – Неожиданно все приобрело только одно значение. Хочешь вопрос? – Повернувшись к Сильвии, она спросила: – Скажи-ка, bruja, чем проклятие отличается от молитвы?

Сильвия продолжала смотреть в пол.

– Говори! – крикнула Даниэла.

– Не ори на мою жену! – рявкнул Джоэль².

Сильвия покачала головой. Он не видел ее глаз, но понимал – она не хочет, чтобы он усугублял положение.

– Отвечай! – сказала Даниэла, вцепляясь в волосы Джоэлю². – Или я вышибу мозги твоего создания об этот стол.

– Намерением, – сказала Сильвия, глядя в глаза своей похитительнице.

– Si, намерением. А кто определяет намерение? – На этот раз она не стала ждать ответа, выпустила волосы Джоэля² и повернулась к мужу. – Пульса Д’нура – это договор между Творцом и его созданием. Он заставляет обоих действовать. Ходатайство нуждается в энергии вроде горючего или силы тяготения. Чем глубже раскаивается создание, тем чище горючее. В прежние времена люди, когда просили Творца о чем-нибудь, приносили в жертву животных. Чем ценнее животное, чем публичнее жертвоприношение, тем больше горючего для молитв. Личные жертвоприношения – отличное горючее. Но больше всего его приносит мученичество. – Ее глаза горели, яркие, отчужденные. – Оно пробуждает дремлющую набожность, пробуждает геенномитов, проспавших больше тридцати лет. Они видели бескорыстное самопожертвование моей Джоанны. А когда они увидят ее воскрешение, увидят нового Христа, Господь велит им действовать.

– Даниэла, – взмолился Роберто, – неужели ты серьезно веришь, что Джоанна бы…

– Lo que baces se te devuelve[54], Роберто! – оборвала его Даниэла. – Пока ты убивал время на заговоры и планы, наша дочь готовила свое жертвоприношение. Она дала нам bruja и ее марионетку. И нам решать, как с ними поступить.

– Я не стану этого делать, – сказала Сильвия. – «Соты» были ошибкой. Я не должна была использовать их с Джоэлем и больше никогда этого не сделаю.

«Ошибка, – горько подумал Джоэль². – Таким она видит меня сейчас?»

Прежде чем он смог продолжить эту мрачную мысль, Даниэла снова ухватила его за волосы и запрокинула его голову, обнажив горло.

– Мне все равно, аят он или нет. – Она говорила спокойно, не сводя глаз с Сильвии. – Фелипе будет пытать его, пока вы не вернете мне дочь. Судя по вашему сопротивлению, ваш муж может потерять несколько зубов. Возможно, палец или ухо. Но, думаю, вы сдадитесь раньше, чем мы заберем его глаза.

– Нет! – сказала Сильвия.

– Согласен, – сказал Роберто своим металлическим голосом. – Достаточно. Фелипе, уведи Даниэлу и запри в ее комнате. Она нездорова.

Фелипе не отозвался. Оба древних геенномита посмотрели на охранника. Послышался грохот, словно произошло короткое несильное землетрясение. Прежде чем кто-нибудь сумел как-то это прокомментировать, Даниэла коротко кивнула Фелипе…

Охранник отпустил Сильвию. Он шагнул вперед и ударил Роберто по щеке тяжелым красным кирпичом. Удар был такой силы, что выбросил хрупкого старика из инвалидной коляски. Роберто зацепился ногой за ручку кресла и, падая, потащил его за собой.

Сильвия вздрогнула, когда кровь старика брызнула ей в лицо. Джоэль² рванулся, но Даниэла выхватила из-под платья охотничий нож и прижала к его горлу. Глаза ее были полны слез и ярости.

– Я думал, вы пацифисты! – крикнул Джоэль².

Старуха повернула голову к своему неподвижному мужу.

– Он был. И посмотри, чем это кончилось. Десятилетиями мы мирно протестовали против вашей технологии, и ничего не менялось. Моя дочь уничтожила один ТЦ, и мы тут же получили вас обоих. Вы сделаете то, чего мы требуем, или и дальше будете страдать от последствий.

Угроза прозвучала небрежно, скорее как обещание, а не предостережение. Она только что приказала грохнуть ее собственного мужа. И со мной церемониться не будет. Он обнаружил, что машинально трогает языком зубы, представляя себе, что будет чувствовать, когда их начнут выдергивать один за другим на глазах у жены, умоляющей прекратить. Неприятная перспектива, но сдаваться этим кретинам тоже нельзя.

– Пошла на хер! – сказал он Даниэле.

Фелипе бросил окровавленный кирпич. Быстро пройдя по комнате, он взял у Даниэлы нож. Держа одной рукой связанные запястья Джоэля², второй он прижал лезвие к его правому мизинцу.

– Puta estupida. Скоро ты передумаешь.

Он надавил. Джоэль² ощутил острую боль в руке. По ладони побежал тонкий ручеек крови, она закапала на серый каменный пол. Даниэла кивнула, приказывая Фелипе продолжать; лицо ее светилось предвкушением.

– Подождите, – сказала Сильвия. Фелипе и Даниэла повернулись. – Если… если я это сделаю, вы даете слово, что отпустите нас.

– Что? – произнес Джоэль², потрясенный тем, как она может даже обдумывать это после всего, через что они прошли. – Сильвия! Не нужно…

Он согнулся, закашлявшись: Фелипе ударил его в солнечное сплетение.

– Мое слово? – Даниэла плюнула на пол рядом с ненужным уже кирпичом. – Вот мое слово. Я вместе с тобой отправлюсь в больницу, bruja. Фелипе со своими тисками и ножами составит компанию твоему мужу. Если ты дрогнешь, то увидишь через мои коммы, как Фелипе при каждом твоем колебании будет удалять ему зубы, ногти, а потом пальцы. А потом,